Шёл грозный 1641 год, страшный для Руси-России июнь месяц.
Глава 1
Получив весть о приближении турецкого войска, городок Азов, ещё недавно спокойный и даже немного ленивый, мгновенно превратился в гомонящую на разные голоса, скрипящую всеми оттенками колесного скрипа, спешащую по самым разным срочным делам, сильно обеспокоенную крепость. По улицам теперь не ходили, а бегали. Вдруг оказалось, что не все ещё готово для осады, мало загнано скота на его улицы, недостаточно настругано стрел, и щели не в полную глубину выкопаны. Не хватало зерна для долгого сидения, не в том количестве, как хотели, заготовили смолы и пеньки для веревок. Дел на последние дни, а то, может, и часы, перед появлением турок, как это часто бывает, осталось гораздо больше, чем успевали выполнить. Торопясь подготовить крепость к длительной осаде, атаманы не спали сутками.
Таким суетливым и тревожным застали ставший уже родным Азов 21 июня 7150 лета от сотворения мира (1641 года) казаки валуйской сотни, въехавшие через северные ворота, с готовностью распахнувшиеся перед ними.
Позади оставались тревожные горные тропы, разоренные казачьей саблей закубанские аулы, погибшие товарищи, похороненные в чужой земле. Освобожденные из черкесского полона казаки и мужики. Ну и их бабы. Сейчас почти все здесь, в колонне, медленно вползающей через распахнутые ворота на пыльную площадь крепости. Богатый хабар, взятый с бою, тоже везли с собой, сейчас он ждёт своего времени на телегах, оставшихся пока за стеной. Но самое главное богатство для казака — лошади, большей частью уже должны пастись на горячих лугах верхних донских земель. Именно такой наказ получили удальцы-казаки, назначенные гнать трофейный табун поперёд сотни. С собой лошадей тоже вели, но малую часть.
Всадники неторопливо втянулись в шумное разогретое горячим дневным солнцем нутро крепости, и ворота за ними, еле слышно скрипнув, захлопнулись. И это было внове — раньше тяжёлые металлические створки, украшенные ажурной резьбой, днём держали открытыми. Впереди на лошадях, немного схуднувших за месяц похода, высились два крепких парня лет двадцати. В поясах тонкие, но широкие в плечах. Жилистые, сильные, вольные. Оба светловолосые, с аккуратными воинскими бородками, тоже светлыми. Одинаковы с лица, близнецы Лукины. Валуй — атаман сотни, взгляд имел твердый, по-хозяйски уверенный. Борзята же, брат единоутробный, вечно с оценивающим прищуром, в любой момент готов шутку пустить, потешиться над кем-нибудь. Ему только повод дай, а уж опосля не обижайся. Рубаки оба сильные. И ещё неизвестно, кто из них первым будет, если друг против друга поставить. Но то дело сказочное, братья любого носом в землю потыкают только за одно такое предложение. Характерники!
За воротами остановились, оглядываясь. Кругом, куда ни глянь, суетились казаки. Справа знакомые станичники из сотни Карпова — черноволосые, носатые: Томила Бобырев и Кондрат Звоников. Крепкие плечами, казаки дружно на счёт вытягивали верёвку, поднимая через блок корзину с ядрами. На секунду отвлеклись, краем глаза зацепив наблюдающих за ними товарищей. Но улыбнуться знакомцам успели. Наверху, готовясь принять груз, усталым рыскарям помахали рукой низенькие, но необычайно широкие в кости братья Богдан и Игнатий Васильевы. По другую руку тоже знакомые казаки разгружали выстроившиеся рядком арбы с калёными стрелами, бочонками с порохом, разной рухлядью для пыжей и тяжёлыми камнями. Булыжники эти скоро полетят со стен на головы ворогам.
Обливаясь потом, у телег трудились знаменитые своей удалью и бесстрашием три неразлучных друга Ивана: Подкова, Утка и Босой. Друзья с детства, будто специально подобранные по непохожести. Подкова — могуч, грудь, словно бочонок, суров, с голым лицом, лишь пушок под подбородком курчавился. А ему за тридцать уж. Утка — полная противоположность: мал, шустёр, не брит и не стрижен. На лешего чем-то смахивает. Босой — рубаха-парень, улыбчив, разговорчив, любому найдёт что сказать, чем улыбку вызвать. Руководил разгрузкой старый казак Винник. У него борода почти до пояса и глаза навыкате. Кивнув Валую, как старому знакомцу, снова сосредоточился на пересчете припасов.
Их встречали. Головатый Фроська, почти квадратный, уверенно стоящий на кривых ногах. Правый глаз у него бельмом затянут — сабля тарарская поранила, и рот почти пуст, беззубый. Тоже враги постарались. Дождавшись, когда Валуй спрыгнет с уставшей Ночки, верной кобылы атамана, крепко обнял казака. Троекратно прикладываясь щеками, тихо прошепелявил: