Невелик труд для характерника подавить волю обычного человека, можно сказать, плёвое дело. Пусть обычным его можно было назвать с таким же основанием, как самого Ивана – турецким султаном. Иноземец оказался совсем не иноземцем, а человеком из далёкого будущего. О чём он, по-прежнему с дурацкой улыбкой, сообщил характернику.
Иван был готов к тому, что иноземец окажется подсылом. Схватить его, выпытать всё, обеспечить гаду длинное и нескучное расставание с жизнью он сумел бы. – «Ну не позволять же иезуиту умереть легко и быстро? Боже Всемогущий, тебе ведь они, перевертни, тоже, надеюсь, противны?»
Иван был готов, что иноземец окажется попавшим в беду безобидным учёным. Порасспрашивав его, он проводил бы беднягу в безопасное место.
«Но, бесы проклятые, пришелец из будущего…»
Нет, вы не подумайте, что Иван Васюринский – легковерный дурень, которого легко обвести вокруг пальца. Среди характерников дураков быть не может, а он был именно характерником. Не из последних, кстати. Кто усомнится, может на Запорожье поспрашивать. Хотя, грешным делом, когда услышал, что рассказывает Аркадий, ушам своим не поверил. Переспросил даже. Потом растерянно пытался обдумать невероятное известие, но в голове всё перемешалось, ничего толкового сообразить он не мог. Даже стыдно стало от своей растерянности. Знал бы он, какой сумбур был в голове этого самого лжеиноземца ещё недавно.
Хорошо, что у него с собой вещи из их двадцать первого (да, не семьдесят пятого, как считает православная церковь, а двадцать первого, по исчислению католиков) века. Мобильник. Малюсенькая коробочка с прозрачным (но не из стекла!) окошком. Вообще-то, этот самый мобильник служил там для переговоров на расстоянии (ох как бы пригодились такие штуки и сейчас!), но мог и картинки снимать (снимать с чего? Правильнее было бы рисовать…). И запоминать. Картинки-то из этого самого будущего Ивана, будто вражеская дубина по голове ударили. Поверил он этому Аркадию. Сразу поверил.
То есть сначала сам перекрестил, потом заставил перекреститься этого Аркадия. Посомневавшись, вытащил свой висевший на груди крестик (кипарисовый, из Иерусалима, в Иордане освящённый) и потребовал поцеловать. Аркадий выполнил требование не задумываясь и от прикосновения к освящённому кресту корчиться не стал. Сам вытащил из-за пазухи похожий крестик и похвастался, что куплен в Израиле, на Святой Земле, освящён в Иордане. Святой воды с собой у Ивана не было, пришлось поверить так.
Сел Иван на землю. Уставился невидящим ничего взглядом вдаль. Призадумался. Так и просидел немалое время, отключившись от всего окружающего мира. С кулешом в голове. Только закипающим в голове-казанке и неизвестно когда поспеющем.
«Чёрт меня на охоту понёс! Мог бы и кашей поужинать. А ведь точно, тут без чёрта не обошлось!»
Что делать с этим, как тот сам сказал, попаданцем, Иван не знал. Но дал себе клятву поймать сотворившего эту пакость беса и вбить в него все христианские истины. И прознай об этой клятве некоторые запорожцы, они своих знакомых чертей (в подобных знакомствах подозревалось немалое количество уважаемых казаков) предупредили бы о серьёзной опасности. Они-то знали, что с клятвами Иван Васюринский не шутил. А знакомиться с христианскими ценностями в руках озверевшего запорожца… ну, очень сомнительное удовольствие. Хотя верующему человеку жалеть нечистую силу вроде бы не полагается.
О неудобствах, проистекающих от акселерации и технического прогресса
Всё тот же полдень и после, 23 марта 1637 года от Р. Х.
Казак при ближайшем рассмотрении имел внешность ещё более сомнительную и вызывающую опаску, чем при взгляде издали. Такого ночью в переулке встретишь – сам без всяких просьб за кошельком полезешь. Ещё будешь благодарить, что бить не стал. Вот только ощутимый запах трав, забивавший даже вонь застарелого пота, не гармонировал с внешностью.
«Неужели и в эти времена мужские лосьоны или одеколоны существовали?»
Ростом с Аркадия, но шире в плечах (а они и у попаданца не узкие), с движениями, как у крадущегося артиста Сигала, грубо вырубленной (наверняка из чего-то твёрдого) рожей самого разбойного вида, с пронзительными чёрными глазами. Аркадию сразу вспомнились рассказы о существовавших среди запорожцев колдунах. Под прицелом его глаз у него мгновенно вылетели из головы скороспелые прикидки о том, кем бы ему стоило назваться. Начал вываливать, как на исповеди, всё, о чём спрашивал этот казак. Речь полилась из пришельца, как полноводная река из большого озера. Да эта река быстро наткнулась на пороги непонимания. Оба как-то естественно перешли на русско-украинский суржик, но суржик казака существенно отличался от суржика Аркадия. То и дело приходилось пояснять, то одному, то другому, что имелось в виду, задавая вопрос или отвечая на него. Несмотря на предельную честность ответов Аркадия и удивительно толерантное (особенно поразительное, если видишь собеседника) отношение казака к невероятным вещам, ему сообщаемым.
Попаданца напрягали многочисленные полонизмы[10], латинизмы, проскакивавшие в речи предка. Но особенно старославянские слова и цитаты из Святого писания (в вопросах!). Несмотря на бандитский вид, казак оказался весьма грамотным и начитанным товарищем. То есть паном (?). Беда была в том, что и области начитанности у собеседников были разные. Однако диалог продолжался, и казак, назвавшийся Иваном Васюринским (при представлении бросивший на него такой взгляд, будто он должен был знать это имя), к удивлению Аркадия, никаких признаков культурного шока не обнаруживал.
Мобильники его вроде бы не очень впечатлили, зато фотографии в одном из них поразили несомненно. Особенно фото подружки Аркадия в мини-юбке и топике самых что ни на есть экономных размеров. Вы будете смеяться, но мужик, несмотря на мулатного оттенка загар и густую щетину, сильно покраснел (при такой-то дублёной коже!) и явно смутился.
Они поговорили ещё некоторое время, Аркадий даже вспотел, не столько от начавшего к полудню припекать солнца, сколько от усилий по формулированию своих мыслей. Пробрала наконец необычность ситуации и нового знакомца. Он прекратил свои расспросы и, сев по-турецки прямо на землю, призадумался.
Аркадий смог хоть немного расслабиться и привести свои мысли в порядок. И настроение его стало стремительно ухудшаться.
«С чего это я так разоткровенничался? Была ж мысля порасспрашивать местного товарища и, исходя из узнанного, придумать себе легенду. А я вдруг вываливаю на предка такие новости, свечу перед ним артефакты из будущего… что это на меня нашло?»
Аркадий полез чесать затылок. В придачу он вдруг (опять вдруг, всё время вдруг) сообразил, что так и не удосужился спросить, в какой год, да что там год, в какой век его занесло.
«Получается… Ёпрст, чертовщина треклятая получается! То ли у меня крыша поехала от треволнений или там благодарности за спасение, – от такой несуразицы он невольно хмыкнул вслух, – или казак таки колдун. Гоголь ведь своего… как там его… варенникоеда не на пустом месте выдумал. Были среди казаков э-э… как их… в общем, колдуны, чтоб им! Сирко там, Богун вроде бы. И у этого Васюринского взгляд… соответствующий. Будто, если захочет, прожечь им может. Как лазером. Или… – Аркадий снова невольно хмыкнул вслух, хотя смешно ему определённо не было, – бластером».
Аркадию захотелось присесть рядом с казаком, в ногах появилась неприятная, да и для мужика неприличная, дрожь в коленях. Но ещё больше ему захотелось выпить. Коньячка, причём сразу целый бокал. Хрен с теми правилами хорошего тона, по которым любимый напиток надо пить небольшими порциями, вдыхая аромат и смакуя его. Впрочем, учитывая обстоятельства, очень хорошо пошла бы горилочка с перцем. И уж её-то сам бог велел пить не кошачьими порциями.
Мечты, мечты… Не было у Аркадия ни коньяка, ни горилки с перцем, ни даже покупного самогона, который он никогда не употреблял внутрь. Оставалось надеяться, что казак, Васюринский этот, угостит пришельца для спасения нервной системы. Кстати, ему самому бы тоже не помешало принять на грудь. По тому же поводу.