С девчонками из Гетерия поначалу тоже было не всё ладно. Смазливая внешность и хорошая фигурка оказались не достаточной гарантией острого ума и уживчивого характера. За полтора года контингент там сменился где-то на 40 %. Я Оленьку попросил за этим особо следить. Но "бракованные" кралечки довольно быстро, после того как получали "расчёт" в Доме, находили себе воздыхателей среди пейзан и дружинников и переселялись после венчания в деревни Буяна и Фазенды. А трое так были даже отправлены прошлым летом с мужьями и в Азов.
Возможно, это было и жестоко по отношению к ним, после того, как они привыкли к комфорту и сытости в Гетерии, но превращать Буянию в рассадник неугомонной бабьей дури никто из нас не хотел. Хватило нам и одного примера.
Первым из нас ещё прошлой весной напоролся на женскую стервозность наш добрый, мягкий и толерантный Канцлер-Эдюня. Мрачнеть начал, задумываться. Даже курить пытался бросить, и от этого был всегда в плохом настроении… А для Министра Иностранных Дел это чревато тягчайшими последствиями для сопредельных государств. Глаза мне открыла Оленька, сказав, что не всё ладно у него с подругой. Я стал интересоваться у окружающих и выяснил — подмяла его возлюбленная Евдокия под себя, права качать стала, переселилась в его келью в Монастыре и, якобы, уже объявила себя беременной. Но Доктор-Владя эти слухи для меня развеял, последний медосмотр показал отрицательный тест. Я взорвался. Только стервозной бабы нам здесь не хватало. Не хватает ума жить на Буяне, пусть существует вне его. И приказал её "утопить" в самой глубокой части моря…(на самом деле отвезли на Крит и высадили на берег, вот там пускай и лелеет свою стервозность).
Слава богу, среди моих " аксакалов" особых тёрок не было. Хватило ума и жизненного опыта из-за кралечек друг другу морды не плющить, да и злато-серебро глаза не застило. Хватали, конечно, дружбанов за грудки, орали нецензурно, но в основном по производственно-хозяйственным вопросам: — то корабелы с Пиндосом электроды для сварки "тундры" не поделят, то бочку для пивоварни Гриня у Джона уведёт. И каждый втихаря строил себе "родовое гнездо", не привлекая в себе излишнего внимания… ибо по негласному уговору, кроме выделенных "комиссией" высокотехнологичных прибамбасов, всё остальное родович должен был обеспечить сам (ибо воровство на островах каралось смертью). И камешек напилить, и дерево, и рабочую силу, всё из собственной мошны… Ну и во внешнюю политику особо не лезли, тем более, что все злоботрепещущие проблемы решались на общих советах. Да и не определились все ещё со своими окончательными избранницами для матерей своих наследников.
Моё верховное магистерство, владетельство Буянией и право вето непонятным образом поддерживалось только сугубо единоличным доступом к центральному компьютеру Буянии. Каждый поход на любой склад или хранилище острова был возможен только после моего личного санкционирования через комп. Всех это немного напрягало, "отпетые" даже сделали попытку ограничить мою личную свободу и поместить мою тушку в "бронированный саркофаг", с целью лучшей и дольшей сохранности, но я кое-как отбился и покарал нечестивцев.
А свою рыбачку я каждое утро будил песенкой полушёпотом: — "Ты проснёшься на рассвете…". Её мачеха Мария родила папе Захару крепкого бутуза Михаила и Зойка почувствовала себя там неуютно. Ольга нашла для неё квартирку в Доме, и теперь я чаще ночевал там, а не в своей келье, а Прыся диким ором выговаривала мне при каждом посещении своё возмущение этим нарушением дисциплины. Её детей мы уже развезли и расселили по островам архипелага, во избежание инцеста, да и мужа ей успели сменить.
А до отплытия в Крым оставались считанные дни.
Уже за завтраком Петруша стал отводить и прятать глаза, но в конце всё-таки попросил тет-а-тета. Я махнул ему, составить мне компанию в баре и достал зажигалку с сигаретами.
Расселись на вертячих стульчаках, закурили, Пётр пододвинул к себе хрустальную стопку, перегнулся через стойку и привычным движением достал оттуда графинчик с коньяком. Вконец уже освоился, гад…
— Пётр Алексеич, Твоё Величество! С этим делом, — я кивнул на стопку. — тебе придётся завязывать, если ты хочешь женится на Ольге. Я совсем не хочу, чтобы её дети и твои наследники родились юродивыми или дебилами.
Пётр поперхнулся на глотке, закашлялся на взлёте, поднял на меня глаза:
— Князь?…
— Да вижу я всё, Твоё Величество. И не имею ничего против. Сам хотел бросить к её ногам Буянию, но не любит она меня. А у вас всё сладилось, по-доброму. Чего уж.