Генка дернул несколько жердёлин, дал Славке пару штук, громко куснул:
— Кислая, зараза!
А Славка вцепился зубами в бочок жерделинки и почуял удивительную свежесть, брызнувшего в рот кисло-горького, почти без одной сахаринки сока.
— Вещь! — сжевал он дичку и кинул в балку косточку.
— Через неделю дойдет, — сказал Генка тоном знатока-жерделовода.
…
Семь дней на юге быстро летят, как мелкие волны моря, если бы не обещание дяди Васи взять с собой Славку: «Как жердёла созреет, пойдем в посадки».
Тетя Вера и бабушка сначала ругали его: «Такого мальца брать с собой!», но он строго повторил:
— Пойдем! И точка, — и добавил. — Я в девять лет отцу во всем помогал.
Такой был дядя Вася упорный человек: сказал — значит быть по-моему. Но ведь целых семь дней ждать!
Славка торопил время, а оно тянулось медленно, и бычки клевали неохотно — без азарта, и море поблекло, вяло шлепая по берегу бархатистыми лапками-волнами, и солнце обленилось — вставало по утрам желто-сонное и неохотно, будто надоело ему гулять по небу, поднималось над Таганрогским заливом и опускалось где-то далеко-далеко — за кукурузным полем.
— Завтра пойдем за жерделами, — сказал вечером дядя Вася. — Пораньше спать ложись.
Славка не пошел в летний кинотеатр, лег спать, еще блестели красными зайчиками окна, еще июльский жар не растаял в надвигающихся сумерках. Долго он не мог уснуть, ворочаясь на кровати на веранде, и вдруг бабушка легонько толкнула его в бок:
— Слава, пойдешь за жердёлами-то?
— Пойду! — он удивленно посмотрел в бабушкины глаза и накрылся одеялом с головой: мол, не мешай мне спать.
— Так вставай! Дядя Вася ждет. Помидоры я нарезала, компот налила.
— Проспал! — пожурил его дядя Вася, а пес Шарик дернул цепью: эх ты, соня!
Они поели молчаливо, бабушка погладила Славкины черные волосы, спутанные волнами моря, дала ему небольшой вещь мешок и сказала тихонько, проводив их до калитки:
— Ну, ступайте с богом!
И они пошли по мягкой, овлажненной утренней росой пыли за деревню.
Тихие дома стояли справа и слева, робко шуршукали молодые деревца в палисадниках, боясь шепотом своим ранним разбудить цветы, солнце упиралось лучами в закрытые ставни, в кювет дороги, в кукурузную невысокую стену, выросшую сразу за последней загородкой. Даже коровы в сараях помыкивали тихо, чтобы не переполошить раньше времени хозяек.
Только птица ярко-крылатая вдруг рванулась в небо, ошалело крутанулась над кукурузным полем и, поняв, что путники не навредят ее детенышам, нырнула в кукурузную глубь.
— Удод всполошился, — дядя Вася зашагал бойчее. — В ближние посадки пойдем, разведаем. Есть ли жердела, сегодня наберем немного, а вечером я заклею камеру и поедем на велосипеде.
Славка развеселился (на велике поедем!) и не заметил, как дошли они до ближней посадки. Дядя Вася осмотрелся, перепрыгнул через кювет, пересек кочковатую сухую полосу земли, отделявшую просыпающийся лесок от дороги — Славка шел за ним.
А в посадках жизнь шла своя. Конечно, то был не лес подмосковный, где березки растут белоногие, елки-сосны хвоей пропитывают воздух, дух грибной и ароматы ягодные теребят все живое, где журлыкают на разные голоса ключевые ручьи, где поляны и опушки травные млеют в солнечном бреду, где зверье живет не злобное, не вредное, где сказки сочиняются — сами по себе. Тут, в посадках, все сухостью пропитано паутинной, деревья и кустарники колючколапые лезут друг на друга — земли им мало приазовской, шныряют по траве и листве паучки-жучки противные, а шум стоит жесткий, шипящий, будто змеи висят на деревьях.
Дядя Вася радостно причмокнул:
— Обливная жердёла!
— Где? — не понял Славка.
Перед ним метрах в двадцати играло цыплячьими желтыми листьями дерево: будто солнце полдневное свалилось в посадки, рассыпалось от удара на крошки-листочки да так и осталось жить на дереве.
Они подошли к нему поближе, и Славка понял: не листья это, а жерделы!
— Вот это да!
— Обливная! — дядя Вася нагнул ветку и сорвал плод. — Можно рвать, созрела. И вкус приятный. Ай, да дерево! Как я его раньше здесь не замечал?!
Жерделу эту словно кто-то облил по весне водой волшебной, которая оставила на нем тысячи капелек — они все выросли за лето, соком сладким налились, пожелтели — рви не хочу!
Возвратились они домой, вывалили жерделы в большой таз, бабушка включила керогаз: «Вкусное варенье будет», а Славка лег на кушетку под вишней, и побежали, побежали перед глазами тысячи жерделок.