Олень в Европе — символ благородства. На гербах встречается так же часто, как орел или лев. У славян древних олень у древа вообще жизнь как таковую означал. А здесь — олень, пронзенный древом (древком). Что-то вроде сердца, пронзенного стрелой, но еще трагичнее. Было над чем царю задуматься…
Шейн со штабами с 19 мая объявился уже в Черкасске, где за отсутствием Фрола Минаева встречал его наказной атаман Илья Зерщиков, а Лефорт с основной частью галер подошел как раз 23-го.
Того же 23-го казаки и калмыки, предводимые походным атаманом Лукьяном Савиным, выступили, вслед за белгородскими полками генерала Рихмана и рязанскими из дивизии Головина, сухим путем под Азов. Шли осторожно, а потому — долго. Лишь 28 мая заняли позиции перед Азовом. Казаки встали на крайнем левом фланге впритык к Дону и к морю, но теперь — ниже крепости. Перекрыли путь, по которому в прошлом году держали связь с Азовом татары и который не мог перекрыть Лефорт. Было донцов 5120 человек. Справа был у них Рихман, занявший прошлогодний лагерь Лефорта. С Рихманом — 7 тысяч войска, испытанного в прошлом году на Днепре. Предпринятая турками вылазка была проведена с ожесточением, но донцы неприятеля разбили и отогнали до самой крепости.
Лефорт и Шейн за это время торжественно прибыли в Новосергиевский городок (26 мая), а царь с 22 галерами отправился дальше по Каланче и Кутерьме, в темную безлунную ночь заночевал, став на якорь в двух верстах от устья, и 27 мая утром вышел в море с пушечной пальбой. Ночью разыгралась страшная буря. Галеры едва не перетопли, спасло, что прибивало их к берегу, да и мели кругом. Весь день 28 мая и в ночь на 29-е, как отмечено в журнале, «была погода великая», лишь 29-го буря стихла.
30 мая подошли еще 7 галер вице-адмирала Лима, и лишь 1 и 2 июня петровский флот двумя эшелонами вышел в море и блокировал Азов с запада.
Под прикрытием корабельной артиллерии Гордон 2 июня начал возводить форт на правом берегу Дона ниже Азова, а сам царь присматривал за постройкой такого же форта напротив, на левом берегу. Через десять дней обе «фортеции» были готовы, и выход из Азова к морю оказался под перекрестным огнем с обоих берегов.
В сводке, посланной в Москву 2 июня, говорилось: «Малый Гордон (сын „старого“ — А. В.) сего числа пришел под Азов, гетманским надеемся вскоре быть, про калмыков ведомости нет».
7 июня все войско стояло под стенами Азова.
Глава 15. Взятие Азова
Турки такой быстроты от русских не ожидали, за зиму лишь валы свои немного подправили, а то, что русские вокруг города нарыли, засыпать не успели. Гордон вообще свои старые траншеи занял.
Гарнизон азовский вряд ли был многочисленнее прежнего, хотели турки его пополнить и послали 4000 пехоты, но она подошла, когда русские уже взяли Азов в кольцо.
Зато татар за Кагальником больше стало. Разведали донцы, что еще в марте из Крыма на Тамань переправился Нураддин-султан и соединился с местным владельцем Кубеком-агою.
На оконечности левого фланга, как мы помним, стали донцы, правее их генерал Рихман с полками Белгородского разряда. На правом фланге 2 июня расположились полки дивизии Гордона, приведенные его сыном Яковом из Тамбова — всего 14 тысяч. А между Рихманом и Гордоном 7 июня занял позиции Шейн с ратными людьми Московского чина и выборными полками генерала Головина — 15 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы. В тот же день Шейн приказал днем и ночью вести шанцы, в шанцах делать раскаты, а на раскатах ставить артиллерию.
10 июня утром Нураддин-султан и Кафинский Муртаза паша с тысячью татар ударили на русский обоз, «и у московской конницы бой с ними был довольный, на неприятельских хребтах ехали верст с десять до самой речки Кагалины, рубили довольно, на силу нурадын и паша ушли». Гнался за Нураддином во главе московской конницы сам Шейн.
Петр писал Ф. Ю. Ромодановскому об этой истории с Нураддином: «наша конница такой ему отпор дала, что принужден был бегством спасение себе приобресть, и до Кагальника гнали со всеми татарами». На Кагальнике, на переправе, Нураддина могли бы и взять, но его воспитатель («дятко») отдал ханскому родственнику своего коня, «а сам, против гонителей его став и бився, в руки нашим за спасение его отдался, того для, дабы тем временем, как он бился и как его брали, он ушел». Но бежавший Нураддин от некоего Дигилея Калмыченка все же получил рану «меж крылец» (между лопаток).