Радостный смех нес его все выше по дереву прямо к высоким ветвям. Отсюда он ощущал ветер, покачивающий ветки, и влагу, осевшую на листья. Когда он раскинул ветви навстречу восходящему солнцу, закружил легкий туман — и он почувствовал прилив силы после того, как теплота первых лучей коснулась листьев.
Внутри дерева грез находились и другие, участвующие в его пробуждении. Некоторые были из крови и плоти, подобно Иллиатину, и они использовали контактные панели, чтобы общаться с психическим древом. Многие же были мертвы телом. Их останки были похоронены под охватывающей весь остров корневой системой деревьев грез, которая вобрала в себя их души, словно воду.
Только в одном этом дереве грез витали сотни духов, обретя таким образом бессмертие. Иллиатин ощущал их энергетические импульсы, которые трепетали наравне с его импульсом, но они были оторваны от реальности, не совсем осознавали происходящее и скорее напоминали ему воспоминания, а не чьи-то мысли. Держа в руках вечность, они продолжали свое существование, чтобы изучать вселенную, хоть и из вторых рук.
Иллиатину претило такое бытие. Жизнь была достаточно долгой, к тому же при желании ее можно быть продлить регенерацией или вступив в растущие ряды перерожденных. Естественную продолжительность жизни его народа, уже исчисляемую сотнями звездных вращений, удалось увеличить в десятки, а то и в сотни раз при помощи технологий, давным-давно открытых за прошедшую вечность. Изобретательность и мастерство были дарами Ваула, которые помогли им обуздать звезды и собственное тело.
Вечная жизнь не была для Иллиатина самоцелью. Некоторые эльдар жаждали пережить даже звезды, перерождаясь вновь и вновь на протяжении веков. Иллиатин не мыслил вселенную без звезд. Насколько же она стала бы без них холодна и пуста. Бессмертные Умы, как их иногда называли, полагали, что мысль и воля могут существовать отдельно от физического мира. Они утверждали, что только им известно, какой конец ожидает вселенную, поэтому они были готовы выдержать вечность, чтобы узреть его.
Для Илииатина подобное существование казалось слишком утомительным. Он не был поклонником чувственности, как звездные наездники, боевые разбойники или космические охотники, ибо даже одну жизнь было нелегко наполнить значимыми событиями. Трепет, вызываемый опасностями, не очаровывал его, да и жил он достаточно долго, чтобы даже маленькие радости начали тускнеть.
С другой стороны, он удивлялся, как младшие расы справлялись с опустошительными болезнями и беспощадностью старения, которые ослабляли их тела задолго до смерти. Они выглядели такими отчаянными до исследований, сражений и размножения. Их время, как и их жизни, были бессмысленно коротки.
Однако были среди эльдар и такие, которые завидовали младшим созданиям за их энергичную жизнь, славящуюся тяжелым трудом и нескончаемыми усилиями. Худшими из них были вестники рока. Печальные пессимисты, к чьим предсказаниям разрухи никто бы в обществе и цивилизации никогда не прислушался, если бы их не было так много. В последнее время они стали чумой, и сейчас эта разочарованная молодежь заимела политически влиятельных сторонников.
Им отдавали целые миры на окраине эльдарской цивилизации вблизи от варварских видов. Что за пустая трата ресурсов. Но если вестники рока пожелали сбежать в самые темные уголки Галактики, чтобы жить там в невыносимых лишениях и тратить свое время на жалкий труд, то так тому и быть. Никто не запрещал им иметь свои собственные страсти, подобно телосменникам, варпоходам, оборотням и другим скитальцам и фанатикам.
Солнце почти полностью вышло из-за горизонта, и его лучи наполнили дерево грез пульсирующей энергией от кончиков корней до верхушек ветвей. Души мертвых зашевелились, замельтешив мимо и через Иллиатина и радуясь весне, которая пришла после долгой зимы.
Иллиатин слышал, что пробуждение древа грез было непередаваемым ощущением, которое стоило хоть раз испытать за свою жизнь, однако он не чувствовал особого восторга. Он переносил сознание во многие тела, примеряя различные обличья, но еле двигающиеся ветви дерева казались слишком уж тесными. Подобный опыт даже рядом не стоял с переходом в разум золотого орла, парящего над горами Тибранеша, и уж тем более бледнел с охотой в виде кинжалоплавника в лавовых потоках Лашартареха.
Прикосновения мертвых были холодными и влажными, и они окончательно испортили приключение, которое могло быть очень ценным. Вместо того что наслаждаться моментом роста и возрождения, которое переживало древо грез, он отвлекся от него, расстроенный жутким присутствием покойных.
Именно переплетение и наполняет любой опыт значением. Словно жизнь и смерть, идущие неразлучно рука об руку.
Волна радости нахлынула на Иллиатина, когда он узнал мысли другого живого эльдар.
— Тетесис! — Используя дерево грез как передатчик, Иллиатин открыл разум, чтобы пригласить брата разделить с ним ощущения, но, к его огорчению, Тетесис отпрянул, отказавшись от предложения.
— Мне сказали, что я найду тебя здесь, Иллит. У меня к тебе разговор. Очень важный. Я у контактной панели рядом с тобой. Возвращайся в свое тело.
Не успел Иллиатин сказать да или нет, дух Тетесиса сгинул, вернувшись к своей физической оболочке. Ощущая необъятность его существования, Иллиатин посмаковал последний глоток жизни древа грез, ускользнув от мертвого холода сердцевины к миллиардам колыхающихся листочков, которые согревал свет солнца.
Неожиданная встреча с братом, которая могла бы быть и намного более радушной, отвлекла его от древа грез, поэтому он недовольно проскочил к сердцевине, а затем к своему телу. Через мгновенье его сознание вернулось восвояси. Когда он полностью слился со смертной оболочкой, дерево грез ослабило свои объятия, после чего Иллиатин открыл глаза. Сначала он взглянул направо, но никого не узнал среди толпы, стоящей в густой тени ветвей древа грез.
Слева стояло еще больше незнакомцев.
Смутившись, он стал вглядываться в лица любителей деревьев грез. Один из них шел навстречу Иллиатину, и тот вздрогнул, увидев в нем облаченного в белоснежные одеяния черноволосого вестника рока с красными слезами, который сильно выделялся среди одетых в яркое эльдар, празднующих наступление весны.
Затем он узнал черты своего младшего брата под алыми слезами, что было поначалу нелегко сделать из-за его угрюмого вида и стиснутых зубов.
— О, Тетесис, — прошептал Иллиатин. — Кто же на тебя так повлиял?