Мы были обязаны с твердостью улаживать экстремальные ситуации; но, в основном, Дух не обращал внимания на ненормальности и удалял их с пути, не делая им дальнейшей рекламы. Многие заявляют, что сегодня мы не можем «распахивать двери» наших собраний. Но если бы это было истинно, то мы должны бы были не впускать также и Бога. В чем мы нуждаемся – это больше Бога для контроля над собраниями. Он должен иметь свободу действия, чего бы это не стоило. Сами святые еще слишком пребывают в смятении и в бунте. Через молитву и самоуничижение, Бог будет руководить собраниями. Это было секретом в начале. Мы держались вместе, в молитве, любви и единстве, и никакая сила не могла разбить это. Но «я» должно быть сожжено. Собрания должны контролироваться по пути от Престола. Должна быть создана духовная атмосфера, через смирение и молитву, в которой сатана не может жить. И мы поняли это в самом начале. Это было крайней противоположностью религиозной ревности и плотским религиозным амбициям. Мы ничего не знали о современных методах «бодрости духа» и «делай это захватывающим» – вся эта система является незаконным продуктом, до тех пор, пока имеется в виду Пятидесятница. Требуется время, чтобы стать святыми. Это мир мчится вперед; но что касается Бога, то это приведет нас в никуда.
Одна из причин глубины действия на Азуза была в том, что работники не были новичками. Они, большей частью, были призваны и приготавливаемы годами – из кругов Святости, с миссионерских полей, и так далее. Они уже были сожжены, испытаны и проверены. Они, в большинстве, были закаленными ветеранами. Они уже ходили с Богом и глубоко учились от Его Духа. Они были пионерами, «ударными войсками», тремя сотнями Гедеона, призванными разнести огонь по всему миру – подобно как ученики были подготовлены Иисусом. Сейчас же мы увлечены «разноплеменным множеством» (Исход 12:38), и семена отступления уже имели время поработать. «Первая любовь» в значительной степени была потеряна (Откровение 2:4). «Пес возвратился на свою блевотину» (2 Петра 2:22) во многих вопросах – то есть, к вавилонским учениям и традициям. Ослабленная мать едва ли может ожидать рождения здоровых детей.
В начале Дух работал настолько глубоко, и люди были настолько голодны, что плотской человеческий дух, проникший в собрания, был легко различаем. Это было, как если бы чужак ворвался в уединенную избранную компанию. Его присутствие было болезненно заметно. Люди желали Бога. Он находился в Своем святом храме; земля (все человеческое) должна молчать перед Ним (Аввакума 2:20). Она может произвести только огорчение и боль. Наши сегодняшние комнаты ожидания и молитвы – всего лишь тень прошлых; слишком часто это – место, чтобы выпустить пар в человеческом энтузиазме, или чтобы стать ментально интоксицированным якобы от Святого Духа. Такого не должно быть. Это – просто фанатизм.
В те ранние дни комната ожидания была первой мыслью и первым обеспечением для любой пятидесятнической миссии. Она была священной – образом святой земли. Там также было всеобщее согласие. Там люди искали успокоиться от активности их собственных слишком активных ума и духа, убежать на время от мира, побыть наедине с Богом. Там не было никакого шумного, дикого духа. Это, по крайней мере, можно делать повсюду. Претензии и смятение требовательного мира оставались за дверью. Это был некоторого рода «город-убежище» от такого рода вещей, небеса покоя, где Бог мог быть услышан и говорить к душам. Люди там могли проводить часы в молчании, наедине исследуя свои сердца и принимая ум Господа для дальнейших действий. Что-то подобное кажется почти невозможным сегодня, среди современного окружения. Мы умираем для себя, приходя в Его присутствие. И это требует великую тишину духа. Нам нужно «святое святых». Что евреи в древности осмелились бы делать в Божьем храме из того, что мы сегодня делаем в миссиях? Для них это бы означало смерть. Мы полны глупости и фанатичного самоутверждения. Даже формальные католики в целом имеют больше почтения, чем мы.
В воскресенье, 26 августа, пастор Пенделтон и почти сорок его членов пришли на Восьмую и Мэйпл, чтобы поклоняться вместе с нами. Они уже приняли крещение и говорили на языках в своей церкви. Их деноминация выбросила их из их здания за это «непростительное преступление». Когда я услышал, что их церковь собирается испытать Пенделтона на ересь, я пригласил их прийти к нам, если их выбросят. Двумя днями позже они были изгнаны и приняли мое приглашение. Брат Пенделтон заявил после такого переживания, что больше никогда не построит еще одной доктринальной крыши над своей головой. Он решил идти дальше для Бога.