Олигарх. Надо. (Крысу). Не появился? (Крыс молча качает головой). Так... Тогда вот что. Мы с Ванькой в рощу, а ты проследи за домом. И за ней вот. (Надежда напрягается. Надежде). Да, ты не подумай чего. Просто Рич пропал, а у него на тебя зуб, сама понимаешь. Он гад мстительный.
Крыс. Здесь, или...
Олигарх. Или. Могут ещё крышки подъехать. Для них, конечно рановато, да и вообще вряд ли... Но чёрт его знает. Короче, машину увидишь, сразу в рощу дуй, не предпринимай ничего. Ничего! (Крыс кивает и уходит). А ты вот что... Ты пока меня нет, на улицу не ходи. И вообще лучше там сиди (Показывает на затемнённую часть сцены). Вон, если хочешь, книжку возьми почитай. Ну, с Богом!
Олигарх уходит. Надежда берёт какую-то книжку, садится за стол, кладёт книгу на стол, и, не открывая книги, смотрит на дверь. Левая часть сцены затемняется, правая освещается. Там роща. Из-за сцены появляются Олигарх и Ванька. Чуть слышны невнятные разговоры. Олигарх подходит к переднему краю сцены, останавливается. Ванька садится рядом с ним, свешивая ноги со сцены. Оба смотрят прямо в зал. Олигарх поднимает руку, «разговоры» стихают.
Олигарх. Пока шёл сюда, всё думал, как мне к вам ко всем обратиться. Дамы и господа - смешно, товарищи – грустно, граждане - скучно и неправда. Есть тут хоть один гражданин? (Пауза. Невесёлые смешки). Вот именно. Даже друзьями, уж извините, вас назвать не могу. И не потому, что я не верю в дружбу. Верю. Просто считаю это чувство, привилегией детства и юности. Друг появившийся после двадцати, каким бы замечательным человеком он ни был, на самом деле - не более чем приятель. Впрочем, это лирика. (Пауза). Да... Ну да!.. Но как-то же обратиться я всё-таки должен, ведь собрания у нас штука нечастая, а если не считать пьянок, так собрание у нас и вовсе первое. (Одобрительный хохоток). Люди! Именно так. Люди. Дорогие мои человеки! (Выбрасывает руку вперёд, в зрительный зал). Там, за вашими спинами, наш злейший враг и наш же высокомерный, брезгливый благодетель. Город! Не по своей, по его воле мы здесь. Я не оправдываюсь и вас не оправдываю. Да, наша слабость, а кого и глупость, привели нас сюда. Но это – повод. Причина же в нём. Это он разжевал нас, высосал и выплюнул, а теперь кормит своими объедками, для того лишь только, чтобы мы не подыхали у него на глазах. И нас не десятки, не сотни, нас таких миллионы. Сдавшихся, сломленных, но всё ещё живых. Живых назло и вопреки. Нас, не подыхающих от насморка и не кончающих самоубийством, как бы ему этого ни хотелось. Да, мы способны удавить за кусок хлеба, чтобы выжить, но даже собака, выброшенная на улицу, становится опаснее волка. Потому что помимо инстинкта, ею движет обида и злость существа, которое служило преданно, но было предано. Так чья ж в том вина, собаки, или того, кто предал её и вышвырнул, за ненадобностью? (Одобрительный гул). Итак, город сослал нас на свои задворки, с глаз долой. Но теперь его завидущие глаза добрались и до задворок. До всех вас должно быть дошли слухи, что нашу свалку собрались приватизировать, говоря проще, отдать в частные руки. Увы, слухи подтвердились. Но и это не всё. Приватизация лишь прикрытие. Здесь, не то чтобы тайно, но скажем так, не совсем публично, планируется могильник радиоактивных отходов. Русский авось, купленный за американские бабки. Гоголь говорил, что в России две беды, дураки и дороги. Так вот. Классик был не прав. Беда у нас одна, а дороги лишь следствие. (Редкие понимающие смешки). Казалось бы нам-то какое дело? Ну, решил враг наложить на себя... (Пауза). Нет не руки, просто наложить, по большому и по-взрослому... Но нам-то что с того? Однако у всех нас в той жизни, остались дети, родственники, друзья. А если и нет, то осталось главное, воспоминания. Наша память – там. И от этого нам не сбежать. И что же делать? И делать ли что-нибудь? Что мы выберем? Подожмём хвосты и сбежим, или рискнём и огрызнёмся напоследок? Сдадимся без боя, или сразимся, зная, что обречёны на поражение. Вам решать. Я не призываю вас действовать, я только прошу подумать. Я закончил.
Олигарх садится под аплодисменты.
Ванька (громким шёпотом). Ну ты даёшь! Никогда не слышал, чтоб так живые люди разговаривали.
Олигарх. Ещё посмотрим, будет ли толк.
Правая часть сцены затемняется, левая освещается. Там Надежда, сидящая всё в той же позе, всё так же вперившись в сторону двери. Входит Рудик. Следом Колян и Ричард.