"Господи, да он же весь мокрый!", – подумал Марк, почувствовав холод мокрой пеленки на руке. Он отошел к зданию вокзала, присел на корточки, упершись спиной в стену и устроил малыша на коленях. Неловко, цепляясь локтями, стащил с себя футболку. Одной рукой расстелил ее на земле, аккуратно переложил на нее малыша.
– Не бойся, я быстро! – проговорил младенцу. Раскрутил мокрую, холодную пеленку и как смог завернул его в свою футболку. Успел заметить, что это мальчик. Тельце ребенка оказалось таким крохотным, что Марику стало страшно. Как же он жив, такой маленький? Он взял его на руки и, стараясь не давить, прижал к себе. Без футболки было прохладно, но младенец был теплым и Марик поймал себя на том, что ему приятно прижимать к себе этого чужого ребенка. Мальчик послушно лежал, лишь изредка вздрагивая веками. В темноте Марик не мог хорошо разглядеть его личико, даже цвет волос был неопределим. Он снова прижался лицом и вдохнул теплый детский запах. И снова в глазах закипели непрошенные слезы. Малыш закряхтел.
– Ну-ну, чего ты, дружище, чего ты, а? – неожиданно для себя заговорил с ним Марик. – Тебя кинули, да? Вот и меня тоже кинули.
Он начал укачивать ребенка в руках, осторожно поднялся и немного прошел вдоль темного вокзала.
– Ничего, пацан, все наладится, – уговаривал он малыша. – Вот увидишь, все наладится, и все будет хорошо.
Стало холодно, и Марик вернулся и подобрал выброшенную было пеленку, накинул себе на плечи. Влажная ткань сначала неприятно холодила кожу, но скоро немного согрела. Марик энергично ходил вдоль перрона, стараясь не разбудить младенца.
Мысли прыгали и придумать план действий не получалось. Он решил просто дождаться утра, вот только время тянулось очень медленно. Сколько он уже провел в этом месте? Два часа? Три?
Вдруг Марик увидел, как из-за другого конца вокзала вышел человек с багажом и направился к железнодорожному полотну. Марик развернулся и прибавил шагу. Человек неспешно пересек перрон и, тяжело перетаскивая сумки, начал перешагивать через рельсы.
– Извините пожалуйста! – Марик подошел довольно близко, но тот, казалось, не обращал на него никакого внимания.
– Простите, эээ… уважаемый! – Марик остановился.
Мужик повернулся. Это был бомж. Грязный, лохматый, с рюкзаком за плечами и множеством пластиковых пакетов в руках.
– Чего тебе? – неприветливо спросил бомж.
Марик смутился. Он никогда еще не общался с таким контингентом. Брезгливо отворачивался, встретив на улице или в переходе, принципиально не подавал милостыню и едва ли считал бомжей людьми.
– Да… да нет, все нормально, извините, – глупо пробормотал Марик, развернулся и, прижимая малыша, зашагал обратно. Камешки больно врезались в ноги, но отчего-то ему было важно идти ровно. Он отошел уже метров на двадцать, когда услышал позади звон стекла и шуршание.
– Слышь, мужик, постой! – услышал он голос бомжа. Остановился.
Бомж уже вернулся на перрон и освобождался от своей поклажи.
Он оставил свои пакеты и подошел ближе. В нос Марику ударил едкий запах давно немытого тела, еды и, кажется, костра.
– У тебя все нормально? – спросил незнакомец. Он говорил невнятно, неприятно шамкая губами.
– Да-да, все нормально, спасибо, – слишком быстро ответил Марик, понимая, как глупо выглядит такой ответ от полуголого и босого человека с младенцем, стоящего ночью на вокзале.
Бомж многозначительно смерил его взглядом и вдруг спросил:
– Слышь, тебе, может, одежи какой дать?
Марик смутился.
– Нет-нет, спасибо, все в порядке. Поезд скоро придет, – добавил он и даже зачем-то сделал движение, будто смотрит на часы.
Бомж недоверчиво смотрел на этот маскарад. Затем длинно откашлялся. Марик сделал пару шагов назад.
– Ну, как знаешь, – сказал бомж. Марик развернулся и снова пошел ровно, несмотря на нещадно впивавшиеся в ноги камешки.
– Слышь, брат! – раздалось ему в спину. – Здесь поезда не останавливаются.
Марк остановился и обернулся.
– Как это не останавливаются?
Бомж пожал плечами, но в темноте Марик не разглядел этого.
– Станция в двадцати километрах, – бомж по-шоферски делал ударение на "о". – А здесь только электричка.
Марик почувствовал, как в висках зашумела кровь.
– А во сколько первая электричка, не знаете?
Бомж развел руками:
– Она первая, она же и последняя. В семь вечера примерно туда, через час обратно.
Марику захотелось завыть.
– Слышь, брат, куртку может возьмешь? У меня есть куртка-то… справная куртка.