Не отпуская ее руки, он подошел к окошечку кассы; сели в огромный лифт. Проплыли какие-то «эйзенштейновские» зубчатые колеса, фермы и будто бы приоткрыли старинную шкатулку с драгоценностями — возник город. Крыша шкатулки поднималась все более и более, вот уже показался холм Монмартра с белоснежным Сакре-Кёр… За ним россыпь крыш, вспыхивающие от солнца окна мансард…
Еда была невкусной, но Ирина ела прилежно, по-прежнему боясь взглянуть на него.
— Вино белое или красное?
— Неважно.
— Это в Америке неважно, а здесь важно.
— Кто за мной охотился? Кто насылал зомби? КГБ, ФБР?
— Третьи.
— Какие третьи?
— Те, что не знают, знаешь ли ты. В таких случаях лучше убрать.
— Я думаю, я догадалась, откуда деньги у Саши. Но зачем я им? Они охотились в Америке, в Берлине, в Бретани?
— Ты ничего не поняла.
— Объясни.
— Деньги за наркоту из Союза перекачиваются в Америку. На них через подставных лиц покупаются заводы, дома и все прочее. Теперь поняла?
— Теперь — да.
Он вел машину с небрежностью истинного парижанина, лихо влетел в немыслимую карусель вокруг Триумфальной арки, соскочил с карусели в широкую улицу. На крышах домов террасы с деревьями.
— Авеню Фош. Ты здесь бывала?
— Нет.
— Бедная, скромная консьержка с бульвара Араго…
— Бедная, скромная и немолодая… А что это за голая спина была с тобой в Теннесси?
— Багаж.
— Кес ке се багаж?
— Багаж — это то, что берется с собой в дорогу для удобства.
— Я тоже багаж?
— Ты — нет, ты — Летучий Голландец, вернее Голландка, вернее Датчанка из Сольвенга.
— Мюллер тоже предал меня?
— Нет. Он полюбил тебя. Поздравляю. Знакомство с тобой так потрясло его, что он — опытнейший разведчик — нарушил профессиональный кодекс.
— Предавать?
— Не спать.
— Что с ним?
— Ничего. Живет в своем Голубом Доме как частное лицо.
— За то, что выпустил меня?
— Да. Но ненадолго. Дальше все шло по программе, и ты пришла к Тренчу.
— По какой программе?
— По моей.
— Как это?
— Ты делала то, что хотел я.
— А чего ты хотел?
— Быть с тобой. Но до этого я должен был убедиться сам и убедить других, что ты не завербована.
— Кем?
— Никем.
— А как ты это делал?
— Ты слушала мои кассеты?
— Кассеты? Я слушала кассету.
— Они были разные. С текстами на ультранизких частотах. Я говорил тебе, что нужно делать.
— Правда?
— Ну, конечно, правда. Хочешь, расскажу тебе, когда и почему ты совершала то или иное…
— Например, спала с Мюллером.
— Нет. Это была самодеятельность. С его стороны тоже. Он на всякий случай подменил кассету, но потом я сумел всучить тебе ее снова.
— В мотеле.
— Совершенно верно.
— Значит, это ты вместе с ними копался в моих мозгах в Хантингтоне?
Проехали через Булонский лес. Толстая проститутка в белых чулках на белых резинках стояла на обочине. Огромный живот, огромные груди.
— Почему ты не отвечаешь?
— Это было необходимо. Нужно было тебя проверить.
— Кому?
— Тем, которые тебя подозревали.
— В чем?
— В том, что ты занимаешься Проблемой.
— Ну и что?
— Кое-что из тебя выудили.
— Что?
— Главное. Не занимаешься.
— После этого ты хочешь, чтобы я поверила в то, что ты меня любишь? Хантингтон был для меня адом.
— Не надо было брать портмоне. Фи-би-ай были уверены, что тебе его подсунули русские, а русские — что подсунули американцы, а третьи — что это твои деньги, вернее, Сашины.
— А на самом деле откуда взялось это портмоне?
— Дикая, невероятная случайность. Его украла воровка у богатой дамы, забрала деньги, а остальное, как не годящееся для пользования, подкинула.
— Как забрала деньги? Там были билеты.
— Это потом подложили по моей просьбе.
— Зачем?
— Я убедил их отпустить тебя на все четыре стороны света и посмотреть, что ты будешь делать, и ты начала с совершенно непредсказуемых шагов. Это было очень интересно.
Они снова пересекли реку. Безлюдная набережная. Респектабельный тихий район.
— В этом доме я живу. Зайдем сейчас или…
— Или.
— Ты была в Венсене?
— С тобой — нет.
Он развернул машину.
— Даму потом поместили в Хантингтон?
— Да.
— Очень удобно, ведь я пользовалась ее кредитными карточками.