— Она родилась в округе Сан Луис?
Послышался звон ключей и мы увидели дежурного в дверях.
— Ваше время закончилось. Извините, что прерываю. Если вы хотите больше, мистер Клемсон должен сделать распоряжения.
Бэйли встал, не споря, и я заметила, что он снова ушел в себя. Вся энергия, полученная от нашего разговора уже испарилась. Вернулся бесчувственный взгляд, заставлявший его выглядеть туповатым.
— Увидимся после предварительного слушания, — сказала я.
В прощальном взгляде Бэйли мелькнуло отчаяние.
После того, как он ушел, я села и кое-что записала. Надеюсь, у него нет суицидальных тенденций.
6
Только чтобы заполнить очередной пробел, я остановилась у заправочной станции во Флорал Бич и попросила служащего наполнить мой бак. Пока парень протирал ветровое стекло, я взяла кошелек и направилась в помещение, где изучила продуктовый автомат.
Ничего, кроме чипсов по 1.25. За прилавком никого не было, но кто-то работал в мастерской.
Я заглянула в дверь. Мужчина откручивал правое заднее колесо от форда Фиеста.
— У вас найдется мелочь для автомата?
— Конечно.
Он положил гаечный ключ и вытер руки тряпкой, висящей на поясе. На его форменной куртке над кармашком на груди было вышито «Тэп». Я прошла за ним обратно в офис.
От него пахло потом и бензиновыми парами. Тэп был маленький и жилистый, с широкими плечами и узким тазом, тот тип, у которого под рубашкой может обнаружиться обширная татуировка. Его темные вьющиеся волосы были зачесаны в гребень сверху, а сзади собраны в маленький хвостик. Он выглядел примерно на сорок, с до сих пор мальчишеским лицом и морщинками вокруг глаз.
Я протянула ему два доллара.
— Вы знаете что-нибудь о фольксвагенах?
Тэп в первый раз встретился со мной глазами. Его были карими и не демонстрировали особой жизнерадостности. Я подозревала, что только автомобильные горести могут вызвать его интерес. Он глянул в окно, где парнишка заканчивал возиться с моей машиной.
— У вас проблемы?
— Ну, это может быть не так страшно. Я все время слышу какой-то визг, когда разгоняюсь до сотни. Звучит странно.
— Вы можете разогнаться до сотни на такой консервной банке?
Автомобильная шутка. Он ухмыльнулся, открывая кассу.
Я улыбнулась. — Ну да. Сейчас и раньше.
— Обратитесь к Гантеру в Сан Луисе. Он поможет.
Он высыпал мне в ладонь восемь четвертаков.
— Спасибо.
Тэп вернулся в мастерскую, а я высыпала мелочь в карман. По крайней мере, теперь я знала, кто такой Тэп Грэнджер.
Я заплатила за бензин и проехала два квартала до мотеля.
Получилось, что я весь день не разговаривала с Ройсом. Он рано отправился к себе, передав через Энн, что увидится со мной утром. Я кратко поговорила с Ори, рассказав ей про Бэйли, и поднялась наверх. По дороге я купила бутылку белого вина и поставила ее в маленький холодильник в своей комнате. Я не распаковала вещи и мой мешок был засунут в шкаф, где я его оставила. Обычно в поездках я оставляю все в чемодане, откапывая, по мере надобности зубную щетку, шампунь и чистую одежду. Комната остается пустой и неестественно аккуратной, что нравится чему-то монашескому во мне.
Комната была просторной, спальная часть отделялась перегородкой от гостиной/столовой/кухни. Учитывая ванную и шкаф, она была больше, чем моя (бывшая) квартира дома.
Я рылась в кухонных ящиках, пока не нашла штопор, потом налила себе стакан вина и вышла с ним на балкон. Дневной свет угасал, вода становилась светло-синей и темная лаванда береговой линии была ярким контрастом.
Закат был шоу огней, темно-розового и лососевого оттенков, постепенно гаснущих, как при переключении реостата, от фуксина до индиго.
В шесть часов в дверь постучали. Я уже двадцать минут печатала, хотя информация, которую я собрала, была скудной.
Я подошла к двери. В коридоре стояла Энн. — Я хотела узнать, в какое время вы хотите ужинать.
— Мне подойдет любое. Когда вы обычно ужинаете?
— Вообще-то, мы с вами можем выбрать сами. Я покормила маму пораньше. У нее очень строгое расписание. А папа не будет есть допоздна, если вообще будет.
Я что-нибудь поджарю для нас, что можно сделать в последнюю минуту. Надеюсь, вы не против рыбы.
— Вовсе нет. Звучит прекрасно. Вы не хотите сначала выпить со мной вина?
Она поколебалась. — Я бы хотела. Как там Бэйли? С ним все в порядке?
— Ну, он не очень счастлив, но ничего не поделаешь. Вы еще с ним не виделись?
— Я пойду завтра, если меня пустят.
— Попросите Клемсона. Он, наверное, сможет это организовать. Это не должно быть сложным. Предварительное слушание в восемь тридцать.
— Туда я не попаду. Маме нужно к врачу в девять часов и я не успею. Папа захочет пойти, если будет себя хорошо чувствовать. Можно, он пойдет с вами?
— Конечно. Нет проблем.
Я налила Энн стакан вина и долила свой. Она устроилась на диване, а я — за маленьким кухонным столом, на котором стояла моя пишущая машинка.
Энн, казалось, чувствовала себя неловко, потягивая вино с таким выражением, словно ее попросили выпить стакан жидкой мази.
— Как я понимаю, вы не сходите с ума от шардоне, — заметила я.
Она извиняющеся улыбнулась. — Я почти не пью. Бэйли у нас единственный, у кого развился вкус к этому.
Я подумала, что должна выкачать из нее побольше информации, но Энн удивила меня, сама предложив мне обзор семейной истории.
Фаулеры, сказала она, никогда не были энтузиастами потребления алкоголя. Она объяснила это диабетом матери, но по мне, это прекрасно согласовывалось с фундаменталистским менталитетом, который пропитал все это место.
Согласно Энн, Ройс родился и вырос в Теннесси, и унаследовал от своих шотландских предков тяжелые черты характера, которые сделали его невеселым, молчаливым и излишне осмотрительным. В девятнадцать лет, на пике Депрессии, он мигрировал на запад. Он слышал, что есть работа по добыче нефти в Калифорнии, где буровые вышки вырастают, как металлический лес, прямо к югу от Лос-Анджелеса. Он встретил Орибелл по дороге, в дешевой столовой в баптистской церкви, в Файетовилле, Арканзас.
Ей было восемнадцать, подавленная болезнью, смирившаяся с жизнью, состоявшей из священного писания и инсулинозависимости. Она работала в столовой своего отца, и самое большее, чего она ждала — это ежегодное путешествие на ярмарку в Форт Смит.
Ройс появился в церкви в ту среду вечером в поисках горячей еды. Энн сказала, что Ори до сих пор рассказывает, как впервые его увидела, стоящего в дверях широкоплечего юношу, с волосами цвета пеньки. Орибелл представилась, и он пошел вдоль прилавка, наполнив с горкой свою тарелку макаронами с сыром, что было лучшим ее блюдом. К концу вечера она знала всю историю его жизни и пригласила с собой домой. Он спал в сарае и ел вместе с семьей. Он прогостил две недели, в течение которых Ори пребывала в такой гормональной лихорадке, что началось осложнение ее болезни, ее пришлось даже ненадолго положить в больницу. Ее родители восприняли это как доказательство, что Ройс плохо на нее влияет.
Они поговорили с ней долго и серьезно, чтобы она его бросила, но ничто не могло сбить Ори со взятого курса. Она собиралась выйти замуж за Ройса. Когда ее отец выступил против, она забрала деньги, отложенные на школу секретарей, и сбежала с Ройсом. Это было в 1932.
— Так странно представить кого-то из них, обуреваемого страстью, — сказала я.
Она улыбнулась — Мне тоже. Я должна показать вам фотографию. Вообще-то, она была довольно красивой. Конечно, я родилась через шесть лет, в 1938, а Бэйли еще через пять лет.
К тому времени все пламя, что они чувствовали, уже прогорело, но узы до сих пор прочные.
Ирония в том, что мы все думали, что она умрет задолго до него, а тепреь похоже, что он будет первым.
— Что с ним такое?
— Рак поджелудочной железы. Они говорят — шесть месяцев.
— Он знает?
— О, да. Это одна из причин, почему он так взволнован появлением Бэйли. Он говорит о разбитом сердце, но вовсе так не думает.