Телефон звонил непрерывно. Миссис Эмма взяла на себя функции секретаря, отвечая на звонки, записывая имена и номера телефонов, на случай, если Ори захочет перезвонить.
Ройс отказался кого-либо видеть, но Ори развлекала гостей из постели, повторяя без конца обстоятельства, при которых она услышала новости, что она сначала подумала, когда факты дошли до нее, и как она начала рыдать от горя, пока доктор не дал ей успокоительного.
Судьба Тэпа, положение ее собственного сына, все воспринималось второстепенным по сравнению с «Шоу Ори Фаулер», где она была звездой.
До того, как у меня появился шанс ускользнуть из комнаты, священник попросил нас присоединиться к нему в молитве. Должна признаться, меня никогда не учили надлежащему молитвенному этикету. Насколько я знаю, он состоит из сложенных рук, торжественно склоненных голов и подглядывания за другими молящимися. Я, вообще-то, не против религиозных практик. Я просто не в восторге, когда кто-то навязывает мне свои верования.
Когда у моей двери появляются свидетели Иеговы, я сразу спрашиваю их адреса, заверяя, что зайду к ним на неделе, досаждать своими взглядами.
Пока священник ходатайствовал перед Богом за Бэйли, я отключила внимание, используя время для изучения его жены. Джун Хоуз было за пятьдесят, не больше метра пятидесяти ростом, и она, как многие женщины ее весовой категории, была обречена на сидячий образ жизни.
Голая, она, наверное, была белой, как мертвец, и покрыта жиром. На ней были белые хлопчато-бумажные перчатки с янтарными пятнами от мази на запястье. Лица Джун не было видно, а такие руки и ноги, как у нее, можно было встретить в медицинском журнале, на картинке, изображающей импетиго или экзему.
Когда бесконечная молитва преподобного Хоуза подошла к концу, Энн извинилась и вышла на кухню. Я последовала за ней и, под видом оказания помощи, начала расставлять чашки и блюдца и раскладывать по тарелкам печенье, пока она доставала большой стальной кофейник, какими обычно пользуются в офисах. На кухонном столе я увидела запеканку из тунца, посыпанную накрошенными картофельными чипсами, запеканку из мясного фарша с макаронами и две формы с желе (одно — вишневое, другое — из лайма с тертой морковью), которые Энн попросила меня поставить в холодильник.
Прошло всего полтора часа с тех пор, как Бэйли улетучился из здания суда под вспышки выстрелов. Я не думала, что желатин застывает так быстро, но эти христианские леди, должно быть, знали трюки с кубиками льда, которые бы позволяли создавать салаты и десерты в рекордное время, специально для таких случаев. Я представила себе раздел в церковной кулинарной книге: «Быстрые закуски на случай внезапной смерти», с использованием ингредиентов, хранящихся на полке в кладовой для такой оказии.
— Чем вам помочь? — спросила Джун Хоуз, стоя в дверях кухни. В своих перчатках она была похожа на пажа, носившего чей-то шлейф, возможно, того, кто недавно умер от той же кожной болезни. Я передвинула тарелку с печеньем, просто для порядка, и выдвинула стул, так что Джун могла сесть.
— О, не для меня, милая. Я никогда не сижу. Энн, давай я этим займусь, а ты сможешь отдохнуть.
— Спасибо, мы сами справимся, — сказала Энн. — Если вы сможете отвлечь маму от мыслей о Бэйли, это вся помощь, которая нам нужна.
— Хоуз сейчас читает вместе с ней Священное писание. Я не могу поверить, через что прошла эта женщина. Достаточно, чтобы разбить сердце. Как твой папа себя чувствует? С ним все в порядке?
— Ну, это, конечно, был шок.
— Конечно. Бедняжка. — Она посмотрела на меня. — Я — Джун Хоуз. Не помню, чтобы нас представили.
Энн вмешалась. — Извините, Джун. Это Кинси Миллоун. Она — частный детектив, которого папа нанял, чтобы нам помочь.
— Частный детектив? — сказала она недоверчиво. — Я не думала, что существуют такие, кроме как в телевизионных шоу.
— Приятно познакомиться, — сказала я. — Боюсь, что работа, которую мы делаем, совсем не так увлекательна.
— Ну, я надеюсь, что нет. Все эти перестрелки и погони? У меня от них кровь стынет! Это не выглядит подходящим занятием для хорошей девушки, как вы.
— Я не такая уж хорошая, — сказала я скромно.
Она засмеялась, приняв это за шутку. Я избежала дальнейшего общения, взяв тарелку с печеньем. — Сейчас только отнесу это, — пробормотала я, двигаясь в другую комнату.
Оказавшись в коридоре, я замедлила шаги, пойманная между чтением библии в одной комнате и неотступной пошлостью в другой. Я остановилась в дверях. Пока меня не было, появился директор школы Дуайт Шейлс, но он был занят беседой с миссис Эммой и, кажется, не заметил меня. Я проскользнула в гостиную, где вручила тарелку с печеньем миссис Мод, удалилась снова и направилась в сторону офиса. Преподобный Хоуз с выражением читал волнующий пассаж из Ветхого завета, полный одержимых, моровой язвы, всепожирающей саранчи и разрушения. По сравнению с этим жребий Ори должен был выглядеть довольно банальным, в чем, возможно, и был смысл.
Я поднялась в свою комнату. Был почти полдень. Я подозревала, что собравшиеся пробудут до горячего ланча. Если повезет, я смогу выскользнуть по наружной лестнице и добраться до машины, прежде чем кто-нибудь заметит, что меня нет.
Я вымыла лицо и провела расческой по волосам. Я уже держала в одной руке куртку, а другой рукой взялась за дверную ручку, когда кто-то постучал. В какой-то момент я представила себе Дуайта Шейлза. Может быть, он хочет со мной поговорить. Я открыла дверь.
Преподобный Хоуз стоял в коридоре. — Надеюсь, вы не против. Энн сказала, что вы, наверное, пошли сюда. У меня не было возможности представиться. Я — Роберт Хоуз, из баптистской церкви Флорал Бич.
— Здравствуйте, как поживаете?
— Прекрасно. Моя жена, Джун, рассказала мне, как вы с ней мило поговорили. Она говорит, что вы, возможно, захотите присоединиться к нам для изучения Библии сегодня вечером, в церкви.
— Как мило. Вообще-то, я не уверена, где буду вечером, но спасибо за приглашение.
Стыдно признать, но я подражала теплому, общительному тону, котрый они все использовали друг с другом.
Как и его жене, преподобному Хоузу было за пятьдесят, но он старел удачнее. Он был круглолицый и, по-своему, симпатичный — бифокальные очки в металлической оправе, песочного цвета волосы с проседью (лишь с небольшим намеком на мусс для укладки).
На нем был деловой костюм в бледную клетку и черная рубашка с клерикальным воротником, что выглядело искусственным для протестанта. Я не думала, что баптисты носят такие вещи. У него было непринужденное обаяние человека, который всю свою взрослую жизнь получал благочестивые комплименты.
Мы обменялись рукопожатием. Он задержал мою руку и похлопывал по ней, по-христиански заглядывая мне в глаза.
— Как я понял, вы из Санта-Терезы. Вы случайно не знаете Милларда Элстона из баптистской церкви там, в Колгейте? Мы с ним вместе учились в семинарии. Даже не хочется говорить, как давно это было.
Я извлекла руку из его влажного захвата, приятно улыбаясь.
— Нет, это имя мне незнакомо. Конечно, у меня нечасто случается возможность бывать в тех местах.
— К какой церкви вы принадлежите? Надеюсь, вы не скажете, что вы какая-нибудь противная методистка.
Он произнес это со смехом, чтобы показать, какое у него извращенное чувство юмора.
— Вовсе нет, — ответила я.
Он оглядел комнату за моей спиной.
— Ваш муж путешествует вместе с вами?
— О, нет. Не путешествует.
Я посмотрела на часы. — Ой, я ей-богу, опаздываю!
Это «ей-богу» чуть не застряло у меня в горле, но он не обратил внимания.
Он положил руки в карманы брюк и слегка покачался. — Мне жаль, что вы так скоро убегаете. Если вы еще будете во Флорал Бич в воскресенье, может быть, вы сможете прийти на одиннадцатичасовую службу, а потом присоединиться к нам на ланч. Джун больше не готовит из-за своего состояния, но мы будем рады видеть вас нашей гостьей в ресторане «Эппл Фарм».