Поняв, что ему придется здесь заночевать, р. Давид спросил у Ханы, где ее муж. Та, не желая говорить, что он сидит в своем домике над Торой, ответила, что он пошел к арендатору поить скот. На вопрос, есть ли в доме что поесть, она ответила, что муж недавно зарезал курицу, и она может ее приготовить. Видя, что он в доме простолюдинов, р. Давид засомневался в кошерности забоя птицы, и тогда Хана показала ему резницкий нож Бешта. Осмотрев его, он остался вполне доволен, придя к выводу, что вполне может есть в этом доме. Тем временем Хана пошла к мужу, сообщила, что у них гость, и Бешт явился в дом, делая вид, что только пришел от арендатора, а затем стал угодливо прислуживать р. Давиду.
После ужина он сам постелил гостю постель, поставил рядом сосуд с водой для омовения пальцев и миску, куда сливать эту воду. Так как омовение кончиков пальцев сразу после пробуждения является обычаем, принятым только у каббалистов, то вода у его постели должна была навести р. Давида на определенные подозрения, но не навела.
Посреди ночи Бешт, который, по преданию, вообще никогда не спал больше двух часов в сутки, по своему обыкновению поднялся и сел за печкой учить тайную Тору. Но спустя какое-то время проснулся и р. Давид, а, проснувшись, был поражен ярким светом, шедшим от печки.
Решив, что разгорается пожар от брошенных возле печки щепок (по другой версии — заподозрив, что хозяева-простолюдины зажгли огонь, грубо нарушив субботу), он стал громко звать хозяйку дома, но Хана сказала, что пока оденется и прикроет голову, пройдет немало времени, и почему бы гостю самому не попытаться затушить пожар — тем более, что рядом с ним стоит кувшин с водой?
Взял р. Давид воду, бросился к печке, и тут увидел, что свет, переливающийся всеми цветами радуги, идет от мирно сидящего у печки над книгами Бешта. Это зрелище так поразило почтенного раввина, что он упал в обморок, и Хане пришлось вывести мужа из состояния полного погружения в учебу, чтобы он помог привести гостя в чувство.
Наутро р. Давид разумеется, стал расспрашивать Бешта, что это за сияние видел он над ним прошлой ночью.
— Да откуда ж мне знать?! — ответил Бешт. — Я читал ночью псалмы, и может с их помощью так прилепился к Господу, что что-то случилось, но мне про это ничего не известно.
Однако р. Давид уже и сам все понял, и начал настаивать, чтобы Бешт сказал ему правду. И в конце концов Бешт признался, что является знатоком Торы и Кабалы. С того дня р. Давид стал часто приезжать к Бешту на уроки Торы, и при случае любил блеснуть полученными от него знаниями в братстве каббалистов не только в родной Коломые, но и в Бродах.
Когда же пораженные товарищи спрашивали его, откуда у него столь сокровенные знания, р. Давид отвечал: «От одного сирого и убогого». Вступался он за Бешта и тогда, когда слышал, как того в очередной раз распекает р. Гершон. Однако при этом оставался верен обещанию хранить тайну Бешта, и потому не мог дать р. Гершону ту отповедь, которую тот заслуживал.
Ну, а Бешт с семейством, судя по всему, приезжал в гости к шурину на все праздники, и тот не упускал случая подтрунить за столом над незадачливым родственником.
Так, узнав, что у Бешта украли подаренную им лошадь, р. Гершон вначале стал корить его за неумение уберечься от воров. Когда же Бешт сказал: «Ничего страшного, вор сам вернет лошадь!», он от души расхохотался над глупостью шурина. С тех пор он почти год, во время каждой их встречи с издевкой донимал его вопросом: «Ну что, Исроэль, тебе уже вернули лошадь?!».
Однако как-то мимо дома Бешта проезжал какой-то украинец, и постучал в окно, чтобы ему дали огня для трубки. Бешт вышел из дома, посмотрел на лошадь незнакомца, мгновенно ее узнал и сказал: «А не моя ли это лошадь?» — и тот без лишних слов спешился и вернул покражу.
В один из будничных дней («холь а-моэд») праздника Суккот р. Гершон заметил, что Бешт не возложил тфилин. На вопрос, почему он нарушает заповедь, Бешт ответил: «Видел я в книге на идиш, что тот, кто возлагает тфилин в праздничные будни, заслуживает смерти».
Услышав этот ответ, р. Гершон пришел в ярость. Книги на идиш по религиозным вопросам писались в то время исключительно для простолюдинов, не знающих иврита. Их авторам самим нередко не хватало религиозного образования, да и к тому же некоторые из них были распространителями саббатианской ереси, а это было уже опасно.
Но так как его увещевания на шурина почему-то не подействовали, то он решил потащить Бешта к городскому раввину, который был в свое время его учителем — к р. Моше из Кут (1688–1738). Р. Гершон знал, что, несмотря на свое невежество, Бешт с уважением относится к р. Моше, и, будучи все же человеком Б-гобоязненным, наверняка прислушается к его мнению.