— Та чорт бы з нэю, з пьяницею! Хай пье трохы меньше, — только и сказал Костик и устало прилёг на обшарпанный диван.
«Скорая» увезла бабу Катю, и в больнице, к жуткому удивлению травматологов, выяснилось, что у потерпевшей всего лишь вывихнут позвоночник и сломано два ребра. Ну, и затылок разбит изрядно… Результат для такого сальто невообразимый.
— Мариша!.. — Бубнил грудастой ассистентке–стажёрке ведущий хирург Областного института усовершенствования врачей Штукин, — Всемирная история кроме данного казуса знает всего один подобный. Как–то бельгийский парашютист, прыгая с восьмисот метров, не сумел раскрыть парашют.
Ему тоже зверски повезло, он попал на крышу цеха завода стиральных машин, крытую прочной полиэтиленовой пленкой, пробил её, самортизировав, и вытянул счастливый билет ещё разок, — упал в электрокару, гружёную ветошью.
А тут, подумать только, тополь! — хихикнул он, нежно дыша Марише в пленительное декольте белоснежного халата.
Слухи о том, что дети выкинули Катьку с балкона, дошли куда следует, но когда следователь Ураганов приехал в больницу, Катька всё начисто отрицала. Дескать, что вы такое говорите, я, мол, да слетела с балкона. Даже дитя несмышленое вам скажет, что с такой высоты сигануть — костей не собрать! И потом, чтобы сын родной… Какое низкое подозрение!
Вызванный Урагановым Костик плёл такую несусветную чушь, что следователь ничего записывать не стал, а отправил его домой, зачем–то сказав на прощанье, чтобы, когда мать выздоровеет, он, Костя, ей ноги поцеловал.
Константин же не дождался выхода мамочки из больницы, а собрал вещички и укатил с Викой и малой Наташкой к теще в Восточную–превосточную Сибирь, в замечательный город Якутск.
Когда, отлежав месяц, Катька вышла подремонтированной из больницы, судьба–злодейка словно поджидала её на пороге.
Давний приятель бабы Кати некто Николай Тарантайкин, по кликухе Тарантас, отсидев очередной срок, в очередной раз решил начать очередную упорядоченную жизнь, для чего необходима была положительная женщина. Таковой в его памяти значилась Катька.
— Катенька! — Возопил перековавшийся прохиндей с изъеденной лагерной сыростью шевелюрой. — Всё! Завязал и — баста! С завтрашнего дня начинаю спортивный образ жизни. По утрам зарядочка–разминочка. Ничего кроме коньяку не пить, ну рази что ”Экстру», хухры ее мухры! По вечерам футбол–хоккей и ”13 стульев» по телику, не более. Хе–хе! Вашу ручку, мадам!
Мадам радостно согласилась, поверив другу бурной молодости, и через неделю они с Тарантайкиным подали заявление в ЗАГС. Колян, между тем, по направлению УВД был с радостью, под слёзы кадровиков, принят на перевоспитание в свою бригаду слесарей- ремонтников на номерном моторостроительном заводе «29», откуда шесть лет назад уходил в родную Мелитопольскую зону.
На первых порах, правда, Тарантас достиг таких успехов, что заводская многотиражка «Туда» так писала о нём:
«Месяц назад в один из цехов нашего славного почтоящика пришел рецидивист, пьяница и закоренелый нарушитель социалистической дисциплины труда Тарантайкин. Коллектив, партийная организация, руководство приняли в нем такое самое непосредственное участие, что сейчас это рабочий, о котором на перекурах говорят, что прямо «золотой человек». И сам т. Тарантайкин понимает, что стать хорошим человеком ему помог крепко спаянный коллектив цеха и лично начцеха т. Азарцев Е. Б.»
Катька сияла, как новый примус, перечитывая заметку, хотя слово «спаянный» она, по неведению, читала как «споенный», усматривая в нём явную типографскую ошибку. По каковому случаю дворник Фифа заметил резонно, что споить цельный цех — дело нешутейное!
Затем как–то, придя со смены, Катька увидела дверь платяного шкафа распахнутой и, проведя беглую ревизию, обнаружила отсутствие наличности зимнего пальта и тов. Тарантайкина. Друг молодости нашёлся через день у одной бабыкатиной подруги, но, опять–таки, с отсутствием наличия вышеупомянутого пальта. Ясного ответа на неожиданное цирковое выступление мужа Катька не получила, но щедро простила ему любовную шалость.
— Подумаешь, тряпка! — Философствовал затем Николай Иванович. — Наживем! Всё одно оно довоенной моды, дрэковое…
Тут события и завертелись, как в калейдоскопе, что ни день, то чего–нибудь бедная Катька недосчитается.
Она и в милицию обращалась — никакого проку. Обком профсоюза развел руками — дескать, Кать — Ванна, чем он плох, муж–то твой? Профвзносы, мы выясняли, с него выворачивают регулярно, на собрания он остается без уговоров, после собраний от коллектива не откалывается. Лично т. Азарцев разбирался и обещал проработать в порядке укрепления моральных стимулов хозрасчета в свете экономической реформы.