Выбрать главу

– Возможно. А с портретами… Так ещё хоть кто-нибудь когда-нибудь себя вёл?

– Ну, старики раньше на могилки портреты иногда ставили покойничков. И дальнюю родню, и тех, кто поближе. И тех, кто с войны не вернулся. Но это на похоронах, а ведь так, чтобы пир ночью у себя дома устраивать, такого я никогда не слышала. Это у неё что-то своё там в голове было.

– Значит, на могиле покойника раньше ставили портреты родни?

– Ну, я видела такое, когда фотографии ещё дорогие и редкие были. Не у всех было. На могилах-то и то не у всех фотографии были, многие просто так с крестами стояли, и всё. Денег не было ни у кого ведь. Вот что вспомнила: у неё у самой на похоронах такое было.

– Портреты родни на её похоронах доставали?

– Да, точно было. Сейчас помню, что мне Наташка это рассказывала. Они хоронить её ушли, а когда домой воротились, то на столе опять всё в портретах было. А они как раз с похорон только на поминки шли.

– Не понял. Это не её родня сделала, а кто-то другой?

– Да, она так рассказывала. Опять же, меня ведь там не было. Так я слышала. Что они пришли и портреты расставлены. Они как давай скорее убирать, люди же идут, уже и накрывать на стол надо, а тут такое.

– Ещё раз, я уточню, а то не все детали осознаю. Пока все были на похоронах, кто-то из родни или деревенских достал портреты покойной родни и расставил на столах прямо перед поминками?

– Да, кто-то из их семьи в доме был, оставался готовить да на стол накрывать. И они сказали, что ничего не было, всё тихо, спокойно, а как люди с похорон на поминки пошли, они что-то… Раз! Заходят в комнату, а тут все портреты расставлены! Вот так. Она говорит: чуть душа в пятки не ушла.

– А это не мог быть кто-то из родни или знакомых?

– Ну, уж не знаю, в доме-то родня как раз и была. Но они сами испугались. Но, может, и правда кто подшутил так. Хотя кто так шутить станет? Дело-то недоброе. Все и без того сторонились её, боялись, что и к ним пристанет тоже.

– Боялись, что к ним прицепятся другие?

– Ну да, люди раньше суеверные сильно были. Всего боялись. Оно и без того страшно было, а тут ещё такое.

– А это вообще возможно?

– Да кто его знает, что тут возможно, а что нет. После таких рассказов страшных лежишь ночью и каждый скрип слушаешь. Спаси и сохрани от такого. Не хочу и думать, что там возможно, а что нет. Да и нечего к вечеру такие вещи вспоминать.

Протокол № 51. Как покойничков на пирушку приглашали

Один из информаторов, пожелавших остаться неизвестным, рассказал о весьма специфическом празднике. Праздник этот отмечали осенью. К сожалению, точную его дату мне реконструировать не удалось. Нигде более в окрестностях никто об этом празднике не слышал, поэтому крайне трудно установить, след ли это уже отошедшей традиции или какой-то локальный парадокс, никак не связанный с архаикой местной культуры.

Согласно заверениям информатора, на этот праздник было принято накрывать праздничный ужин для усопшей родни. При этом семья не отправлялась на кладбище, как это случается в поминальные дни, и не поминала своих мёртвых на могилах, а именно ожидала их к себе домой, в гости.

Ужин нередко был скромным, однако соблюдалось одно строгое правило: все нынешние члены семьи садились за один край стола. Если им не хватало места, то сидели по очереди. На противоположной же части стола, по поверью, ожидалось увидеть усопших. На тот край стола также ставили еду и питьё – столько, сколько могла себе позволить семья, а также расставлялись портреты усопших, если таковые имелись. Подпирались они посудой или же любым другим подручным предметом. Зажигались свечи или лучины. Двери или окна перед ужином оставались приоткрытыми. В таком положении они держались всю ночь.

За ужином было принято сидеть смиренно и вспоминать добрым словом всех своих родственников, а также внимательно слушать. Если где-то в избе раздавался шорох, скрип или другой посторонний шум, то, значит, родня с того света пришла в избу и скоро сядет с остальными за стол.

После ужина ни в коем случае нельзя было убирать посуду с той стороны стола. Она должна была оставаться там вместе с едой и питьём до самого утра. Плотно укутавшись в одеяла, члены семьи отправлялись спать, предлагая усопшим родственникам остаться за столом до самого утра.

Помимо этого, информатор утверждал, что в одну из таких ночей, когда он был ещё совсем ребёнком, ему пришлось проснуться из-за шума рукомойника, который раздавался с кухни. В избе было холоднее обычного. Несмотря на страх, любопытство взяло верх, и рассказчик решил вылезти из-под одеяла, чтобы посмотреть на источник шума. На некоторое время шум прекратился, и ему показалось, что все эти шумы были навеяны сном. Но через несколько секунд шум рукомойника и звон посуды отчётливо повторились. Набравшись храбрости, информатор направился к кухне и в дрожащих лучах света, отбрасываемых лучиной, увидел силуэт маленькой сгорбившейся старушки, замотанной в лохмотья, которая стояла на табурете и мыла посуду. Ни на кого из ближней родни, о ком было известно дитю, эта старушка похожа не была. Наверное, ошеломлённый ребенок так и остался бы стоять как вкопанный, если бы его мать вовремя не отдёрнула его, шёпотом приказав отправляться обратно к остальным членам семьи под одеяло и не мешать гостям.