ый продукт. Я зачёрпываю ложку желе - честно сказать, никогда раньше не пробовала не то что чего-то подобного, но вообще чего-либо с красной смородиной. Да и о самой смородине слышала настолько смутно и абстрактно, что сейчас она воспринимается как нечто неземное. Я решительно встряхиваю головой. Хватит с меня неземных сказок! Я приехала с абсолютно конкретной целью, и мне ни в коем случае нельзя поддаться гипнозу странной старухи, совсем не выглядящей старухой, и её дрессированного кота. Где он, кстати? За всё время обеда ни разу не появился в комнате. - Тёма зайчонка лечит, - говорит хозяйка. - Кошки это лучше умеют. - Вы телепатка? - поражённая, я пропускаю совсем уже сказочную суть сообщения. - Твои мысли угадать нетрудно. Всё на лице написано. Да и навык уже порядочный. Сколько тут всяких перебывало. Ты пей чай-то. У меня всяк напиток - зелье. Собственно, зелье в переводе всего лишь отвар из трав и овощей. Из зелени то бишь. Она снимает крышку очередной вазочки и на мой удивлённый взгляд кивает головой: - Магазинные, куда ж от этого. Самой такую мелюзгу печь некогда. Она умолкает, погрузившись в процедуру чаепития. Я всё же решаюсь задать ещё один вопрос: - Баб Урс, а почему у кота такая кличка? - Тёма? Должно же быть у бабы Яги хоть что-то тёмное, - и она взглядывает на меня так, что спрашивать про кота мне больше не хочется. Голова тяжелеет, глаза сами собой закрываются, и хозяйка встаёт из-за стола: - Иди отдыхай. Там за печкой кровать постелена, а хошь и на печку лезь. Авось сегодня ты всё равно уже никуда не уйдёшь. - Почему? - сонно вскидываюсь я. Бабка тычет пальцем в часы: - Сюда смотри. До деревни тебе час ходу. Пока доберёшься, стемнеет. А последний автобус ушёл, когда ты ещё сюда шла. Я поднимаюсь и молча иду за печь. Там и вправду стоит кровать - широкая, деревянная, с десятком всевозможных подушек и чистой, приятной на ощупь постелью. Я опускаю голову на подушку и тут же проваливаюсь в сон. Просыпаюсь от звонкого детского возгласа: - Здр-р-равствуй, бабушка Ур-р-рса! - Здравствуй, моё солнышко! - радостно откликается та. - Научился букву "р" выговаривать? - Да! - звенит солнышко. Мужской голос спрашивает: - Кто у тебя? - Заблудшая душа, - отвечает хозяйка. - Сильно не шумите, не разбудить бы. Она суётся в кухню, но мужчина её останавливает: - Не суетись, мы ненадолго. Присядь лучше, поговорим. Урса всё же ставит на стол молоко, печенье. Малыш с восторгом принимается за угощение. Я раздумываю, оскорбиться мне или нет на прозвучавшую характеристику, но внимание привлекает разговор в комнате. - Посмотри. Есть у тебя такая штука? - Это с "Харлея"? - Нет, с "Ижака". - Вроде была. Сейчас пойдём глянем. Заодно моего Громушку посмотришь. Зажигание барахлить стало. - Лады. Что у тебя новенького? - Сейчас. Хозяйка выходит в сени, скоро возвращается. Шуршит снимаемая упаковка, малыш восторженно восклицает: - Ух ты, зайчик! Какой красивый! Мужчина медленно выговаривает: - Глаза совсем человеческие... Опять он? - Он, - неожиданно тихо соглашается баба Урса. - А тут стихи и пара рассказов. - Я дома почитаю, - говорит гость. Снова шуршит упаковка. Все выходят на улицу. Вернувшись, хозяйка вновь начинает греметь на кухне. И чудится мне в звоне посуды что-то грустно-задумчивое, словно вспомнили ложки-кастрюли своё неведомое прошлое, когда были они ещё не ложками и кастрюлями, а чем-то большим и значимым. Я удивлённо открываю глаза. Снилось мне или впрямь такое придумала? Или, что ещё невероятней, услышала? В звоне кастрюль тоску по прошлой жизни? Неодушевлённой вещи? Сна как не бывало. Я решительно поднимаюсь, нащупываю тапки и иду в кухню. В доме темно, я иду по лучу света, падающему из-за занавески, закрывающей дверной проём. Баба Яга орудует в печи длинной кочергой, на лице её играют отблески огня, но меня останавливает не это. Днём на столе я видела массивный трёхрожковый подсвечник и как-то не задумалась над тем, есть ли в доме другое освещение. Сейчас же в глаза бросилось именно это: блики на лице от печки, но кухня освещена полностью! Совсем не светом очага... Я поднимаю голову - с потолка свисает обычная электрическая лампочка, причём довольно яркая. - Что уставилась? - хмыкает Урса. - Лампочки не видела? Я не сразу, медленно вспоминая слова, выговариваю: - Видела... не в лесу... Хозяйка вздыхает: - Прогресс, туды его... С другой стороны, всё же удобно. Мне света много надо. Все дела при свете. В доме вкусно пахнет свежеиспечённым хлебом, мятой и чем-то ещё. (Позже, обнаружив этот запах на столе, я узнала, что это, оказывается, сушёные грибы. В городе у грибов запах и вкус совсем не такие...) Я нерешительно спрашиваю: - А где тут туалет? - заранее замирая в ужасе от необходимости идти ночью в чужой холодный лес. Баба Урса вновь окликает кота: - Тёма! Проводи гостью в туалет. Кот выводит меня из дома в крытую галерею, проходит в дальний конец и останавливается у двери с изображением розовощёкого малыша на горшке. За дверью - обычный унитаз, бачок, ведро для мусора. И ещё столько свободного места, что запросто разместится второй набор названного интерьера. А на двери - гобелен. Валькирия, оплакивающая убитого воина. Где-то я эту картину видела... На стенах висят вышивки, рисунки, панно, фотографии... Сюжеты разные, но у большинства персонажей - очень похожие глаза. Вернувшись в дом, сразу спрашиваю: - Баб Урс, а почему у тебя выставка не в доме, а в туалете? Или унитаз тоже экспонат? - Почему нет? - она пожимает плечами, пропуская сарказм мимо ушей. - Сколько мы там времени проводим, почему бы не полюбоваться на красоту? Давай за стол, поужинаем, потом к делам приступим. На столе вновь появляются дымящиеся горшки, посуда. Тарелки широкие, с перегородками. Я не успеваю ничего спросить - в комнату вплывает противень с горячим. Рядом выстраиваются вперемежку покупные и домашние приправы и соусы: сметана, майонез, уксус, растительное масло, кетчуп, аджика, тартар, болоньезе, хреновина, горчица, жареный лук, какой-то невиданный соус из варёных яиц и солёных огурцов... Я невольно хмыкаю: - Ещё красной икры не хватает. - Жирновато на ночь будет, - ответствует хозяйка, продолжая выставлять плошки с яствами. Я не знаю, на что реагировать - на реплику или на количество всё прибывающей еды. Вдруг мозг озаряет догадка, от которой мне становится не по себе. - Баб Урс... Или ждёшь кого? - Ага. Демона с четырьмя крыльями и двумя рогами, - ровно отвечает она. От её невозмутимости мне становится ещё страшнее. А она встаёт, поднимает руки с открытыми ладонями: - Боги, Роды, Ангелы, Архангелы... Я стою молча, но в конце машинально повторяю: - Да будет так. Ужин проходит в полной тишине. Баба Урса выглядит спокойной, но в воздухе чувствуется напряжение. Мне отчего-то неловко, как будто я вторглась незваной-нежданной в чужой мир и копаюсь в чужом белье. Стоп! Какое бельё? Ну приехала я к бабке, слух о которой уже несколько раз обошёл Землю. К ней много кто едет, и никого она не гонит. Платы не требует, но благодарных клиентов хватает. Иначе откуда бы такие городские изыски в глухом лесу, куда не всяк и зайти решится? Но чувство неловкости не проходит. Мне кажется, что я уже слышу хлопанье крыльев долгожданного демона, зловещий хохот. Хозяйка же никак на это не реагирует, и я наконец решаюсь нарушить тишину. - Баб Урс... а ты всех вот так кормишь? Тут же еды на шестерых. - На десятерых, - поправляет отрешённо. - Это на ночь, мало ли кто забрести может. Да тут на самом деле одни приправы, их без ничего особо не поешь. - Она подвигает мне кувшин с морсом, сама начинает убирать со стола. Недолго возится в кухне, потом ныряет в угол у печи, выносит оттуда небольшой прибор, охапку шерсти, завязанную в ткань. Собирает конструкцию и начинает вытягивать шерсть в длинную нить, наматывая её на небольшой стержень. (Веретено - вспоминаю я). Мельком взглянув на меня, спрашивает: - Ты что, никогда раньше прялки не видела? Какая прялка, я о процессе получения нитей понятия не имела! Но вслух говорю совсем другое: - А не страшно тут одной жить? - Тут же вспоминаю огромные комнаты в сенях, просторную комнату в доме - и два окошка с улицы в избушке на курьих ножках. - А как так может быть - снаружи избушка малюсенькая, а внутри так просторно? Вместо ответа ведьма задумчиво запевает: Есть на Волге утёс, Диким мохом оброс... Резко обрывает песню и бросает взгляд на меня. Ну да, конечно. Дома просто не видно в зарослях. Множество разноцветных кусочков полученной информации вдруг складываются в голове в законченную картину. Я нерешительно задаю следующий вопрос: - Баб Урс... его звали Тёма? Того человека? Хозяйка снова коротко взглядывает на меня. Через какое-то время опускает веретено: - Ну что, девонька, привораживать будем? Или скелеты в шкафу искать? Я не нахожусь с ответом. Выждав минуту, она снова начинает прясть. Негромко, размеренно, словно читая заклинание, говорит: - Не надо тебе ворожить. Не за этим пришла. Да если бы и за этим, я бы не стала делать. Нельзя лезть магией в любовь. Любовь сама есть сильнейшая магия. Сильнее любви ничего ещё не придумали и вряд ли когда придумают. Любовь от смерти спасает. Пулю отводит, под водой дышать помогает, в холод согревает, в пропасти крыльями закрывает. Нельзя лезть магией в любовь. Она замолкает. Из закутка появляется кот, за ним, настороженно водя ушами, тихо-тихо, как мышка, крадётся зайчонок. Подойдя к хозяйке, кот ложится, прижимаясь к ногам. Зайчонок устраивается с другой стороны. Какое-то время тишину на