Выбрать главу

голоса услышал на небе:

«Илья, ты один на свете

такой распрекрасный воин;

жаль, на голову болен!» —

и смех покатился протяжный.

С Ильюшеньки пот сошёл влажный;

а Сивка друга боднула,

ногою его лягнула

и говорит: «Хозяин,

давай отседа слиняем;

мы, вроде, ведьму искали;

я знаю где она. Поскакали!»

Очнулся Муромец Илья,

вскочил на сивого коня

и за бабкою вдогонку,

лишь стучали звонко, звонко

у бегущей лошади зубы —

богатырь натянул подпругу.

Долго ли, коротко они по лесу рыскали,

но всё-таки выискали

лежанку бабы Яги:

вот она, а с ней её хмыри

суп с мухоморов варят,

едят и похлёбку хвалят.

Ай да, старый ты казак Илья Муромец,

ты приехал в тёмен бор, конечно, с Мурома;

а и подвигов у тебя тьма-тьмущая!

Но опять Яга сидит, да в ад не спущена.

Ай и достал он палицу могучую,

и пошёл ей бить да ноги скручивать

у разбойничков окаянных —

у брательничков самозваных.

А как скрутил их всех, так размахнулся —

закинул на Луну, не промахнулся,

и бабу Ягу туда же.

– Отродясь не видел рож я гаже! —

плюнул богатырь в костёр, суп вылил;

волшебное зеркальце вынул,

посмотрел на поверхность Луны:

там бродят четыре души

и воют, зовут кого-то.

Этот кто-то к ним не приходит.

Не приходит он к ним и не надо.

Век за веком уходит куда-то.

О бабе Яге больше слухи не ходят.

Лишь сказочники, как калики, бродят

и нечисть всякую поминают,

да о том, как Буслаев скакает

и народ зачем-то всё топчет,

а Илья Муромец ропчет

и спасает мир тридцать три раза,

потому как он – не зараза.

Глава 7. Конец сказки

Но тут наша сказка кончается.

На сцену возвращаются гусельники развесёлые и начинают сказки сказывать да всё с песнями, прибаутками. Моё внимание снова полностью переключается на себя любимую и на гусельников развесёлых:

– Ай вы, гусельники развесёлые,

вы пошто длинный рассказ держите,

зачем честному народу душу травите,

о чём сказы сказываете,

на какую тему песни поёте?

«Да не стой ты тут, девица красная,

отвратными помадами напомаженная,

белилами свои веснушки прикрывшая,

вопросы всякие глупые задающая —

сказы сказывать мешаешь!»

– Как же я вам, гусельникам,

сказы сказывать мешаю,

когда вы пока что ни слова

о других не обронили,

а всё обо мне да обо мне.

Да, я девушка хорошая:

и дома прибраться

и по воду сходить,

а ещё я вышивать умею

и гладью, и крестом.

А хотите, я вам спляшу?

«Ой головушка, наша голова,

и зачем на белый свет

баба бабу родила?

Ведь покою нет от их языка

со свету сживающего!»

Обиделась я, красна девушка,

развернулась и ушла.

А гусельники развесёлые

ещё долго пели о бабах русских,

об их языках злющих

и характерах вредных.

А о чём им ещё петь,

мужикам старым?

Другие сказочки

Сила Сильная и планета обетованная

Раздавить меня, увы, не получится.

Долго Ворон на земле будет мучиться,

забирая сердца и души.

Ты былину новую слушай:

 Жила-была Сила Сильная – сила мощная да неприкаянная. И некуда было этой Силе деваться. Бродила она несчастная по полям, по долам, по горам – красным солнышком опалённым. Но вот прилепилась Сила Сильная к богатырю киевскому великому, прилепилась – не отстаёт и отставать не собирается.

И богатырь встал, расправил плечи и пошёл рубить, сечь: «Мой топор – твоя голова с плеч!»

 Срубил он, значит, одну силу чёрную, вторую: Мамаев покосил ой немерено! Но Мамаи имели свойство заканчиваться, и тогда руки до князей русських стали чесаться, до бояр, да до купцов. А также до девок красных: оных он не сёк, а «топтал», яки петух – за что богатыря и побили, да крепко так побили – так побили, что воин умом и тронулся. Так и ходил до конца дней своих по дворам – курей стрелял да от дубинушек мужицких уворачивался. Посмотрела на всё это дело – Сила Сильная, плюнула и вылетела из богатыря киевского, да побрела себе новое пристанище искать.

 И нашла таки: понравилась ей поляница удалая, на русь-мать похожая. Погрузилась Сила Сильная в поляницу с головой и осталась в ней жить: а долго ли проживёт – время покажет. И вот оторвала пляница удалая с печи свой зад богатырский, вздохнула воздух лёгкими недюжинными и в путь пустилась: одному мужику бровь посекла, второму…

 Да и призадумалась: «Что же это я – всех мужиков без бровей оставлю?» – ей и самой не понравилось эта затея.