– Куда ходили?
– В магазин. Бабулек опрашивала.
– А меня почему не позвали?
– Некогда было. Думала, что спите все. Никита спит?
– Когда я уходил, он еще спал. А сейчас не знаю. А что?
– Не хочу, чтобы он узнал, что я к магазину бегала утром.
– Почему?
– Мы с ним договаривались, что вместе по всем адресам будем ездить.
– Можно соврать. Скажите, что со мной гуляли.
– Не умею я врать…
– Хотите, я совру. Мне это просто.
– Нет уж, не надо. Еще чего не хватало.
Так, пререкаясь, и пришли домой. Никита уже встал и пил кофе. Мама готовила что-то вкусное.
– А мы гулять ходили, – вылез со своим враньем Петя. Кто его просил?
– А я ходила в магазин, а потом Петруху встретила, – сказала я правду.
– В магазин к бабулькам? За информацией? – спросил Никита.
– Много интересного раздобыла.
– Рассказывай. Чего томишь? – мама не выдержала театральной паузы.
Я и рассказала про все, что узнала из уст первой сплетницы поселка.
– Представляете, Марк с ней не спал. С Софьей этой.
– Ни разу?
– Точно не знаю. Да и горничная тоже наверняка не знает. Но спали они в разных комнатах: ни разу ночью они в одной постели не засыпали.
– Как мужик я его понимаю. Она же страшная. Но даже не это здесь главное. Главное, как она за него замуж выскочила.
– Шантаж – не лучший способ выйти замуж. Тут я с тобой согласна. Но он же пять лет с ней жил. Чем она его рядом держала?
– Значит, было чем держать.
– Каким материалом? Что такого он мог сотворить, что за пять лет не отважился уйти от ненавистной ему бабенки?
– Короче, Иришка. Ты права: с горничной говорить придется.
– Никита, у меня просьба. Давай опять к матери Костиной съездим?
– Сильно надо?
– Очень. Смотри, весь сыр бор начался с ее аферы. И ее же первую убили около года назад. Хочу понять, почему год назад убийца стал нервничать. Что изменилось? Четыре года она спокойно жила. И вдруг с ними кто-то стал расправляться. Почему?
– И правда, почему вдруг все стали погибать? Когда поедем?
– Через час.
– Сразу к ней на адрес? Она нас и послать может.
– А вдруг разговорится?
– Тогда она была не очень разговорчивой.
– Попробовать все равно надо.
– Неугомонная ты у меня…
Спустя два часа мы уже стояли перед дверью квартиры, где жила мать Костиной. Нам не повезло: сегодня у них сломался лифт, и пришлось пешком тащиться на самый верх. Хотя седьмой этаж – это не так уж и высоко. Дошли наверх быстро. Постояли немного, отдышались и позвонили в дверь. Дверь хозяйка нам так и не открыла. Просто обматерила и послала… сами знаете куда. На три буквы. Я ей пообещала, что я лично сегодня туда схожу. И даже не раз… Мы стали спускаться вниз по лестнице.
Вышли из подъезда. Смотрю, на лавочке сидит бабуля. Пригорюнилась старушка. Я показала глазами Никите, что надо бы ей помочь.
– Почему пригорюнились?
– Лифт отключили. Как домой дойти? Да еще с сумками.
– А зачем так много накупили?
– Акции в магазине были. Прихожу, а лифт отключили.
– Ждете, что включат?
– Сегодня не включат. Жду соседей, чтобы помогли донести.
– Вас или сумки?
– Я-то сама как-нибудь доплетусь. Мне бы сумки дотащить.
– Высоко?
– На седьмой этаж.
– Сегодня боги добры к вам. Держитесь, бабушка. Мы вам поможем.
Бабуля от такого везения аж дар речи потеряла. Потом вспомнила, что говорили по телевизору про мошенников, и решила проявить бдительность.
– А вы кто будете? С какого этажа?
– К Костиной приходили на седьмой. По поводу смерти ее дочери.
– Бедная девочка… Такая судьба…
А это уже интересно. Никто до этого Костину Лену не жалел. И слова про нее хорошего никто не сказал: все ругали и обзывали. Почему бедная?
И мы потащили тяжелые сумки на седьмой этаж. Сначала бабуля довольно бодро шагала. На третьем этаже затормозилась и решила отдохнуть. По ее словам, это минут на десять. По-моему, ей для того, чтобы отдышаться, надо полчаса. Никита понял, что бабуля не ходок. Сунул ей в руки сумку с деньгами, чтобы его не обвинили в воровстве. И потащил сумки наверх. Бабулька заметалась. Она, наверное, подумала, что сейчас парень убежит через чердак с ее сумками. А я ее брошу одну и побегу вниз. Только она так подумала, как Никита спустился, подхватил ее на руки, благо бабулька маленькая и сухонькая, и помчался с ней на руках на седьмой этаж. Донес, поставил на ноги и стал прощаться. А тут и я подоспела.