И на него при этом посмотрела, да так сказала, будто он в том виноват. Но не рассердился Иван, хороший он человек был. Понимающий.
— Поспать бы тебе, ясно солнышко. Как нога твоя? Давай посмотрю.
Яся и думать забыла. А ведь хромает, больно, но не до того было. Обезболивающего выпила, пластырь приклеила, да и делала все, что надо. А Иван достал ее ногу из тапочка, пластырь увидел, покрутил пятку так и эдак, рассматривая.
— А это что ж за диво такое?
Рассмеялась Яся, по волосам его русым погладила.
— Спасибо, что нашел меня... — сказала. — Прости, что сразу не рассказала тебе всего. Просто... ну много это было на раз. То ты про Ягу прознал, с Долматом такая история... Не было у меня сил про мир перевернутый рассказывать, а утром — времени не было. Я думала — пойду, Тихомира тебе расскажет, что до вечера отлучилась я, а потом вернусь, и за ужином расскажу... Мне тяжело, знаешь... все эти дела, где говорить надо, решать...
Положил Иван голову ей на колени, слушал ее речи путаные, радовался, как она ласково волосы его перебирает, и ничего в мире не надо ему было. Раньше он дивился, когда о таком кто ему сказывал, а все-таки — поди ж — бывает.
— Много всего случилось. Знаю, что ты того боишься, — молвил он, у ног ее усевшись. — Но держалась ты молодцом, солнышко ясное.
— Это кто ж тебе сказал, что боюсь? — замерла Ясина рука.
— Тихомира. Да бояться не зазорно, Яся. Ты же побеждаешь свой страх.
Не всегда... Но промолчала Яся печально.
А Иван вдруг отнял голову и поднял палец довольно.
— Здесь ведь она! — достал котомку из-под кровати Ясиной, куда он ее припрятал заранее, когда план на балконе с жар-птицей они вымыслили.
А из котомки — теремок-флюгер-флигелек с окошком выбитым.
— Загляни, — протянул Иван Ясе домик лукаво.
— Мой потерянный китайский флюгер, — разулыбалась Яся, взяв теремок в руки. — Что Ольга про душу избушки говорила? Как это возможно?.. И где ты его нашел, Ванька?
— Когда ты ушла, избушка схлопнулась, а в песке остался только флигелек. С двери внешней упал. Посмотри в окошко.
— Больше не стану вешать его снаружи, ни за что... — и Яся послушалась.
Ахнула тут же.
— Это я, Тихомира! — обрадовалась внутри девица светловолосая, к груди руки прижимая. — Яся! А я так боялась, что долго вдалеке от тебя буду, что испарюсь...
— Ну что ты, Мира! Как же ты исчезнешь?
— Так ведь если хозяйки нет, душа дома теряет связь с ней, стареет, умирает... Или душой нового хозяина обрастает... Потому Иван к Горыне и пошел, чтобы меня сберечь.
Не поняла Яся, о чем Тихомира говорит.
— Можно было повесить флигелек-то на каком другом доме, — пояснил Иван, — но тогда Тихомира была бы к другой душе привязана. И перестала бы быть Тихомирой.
— А Кикимора сказала, будто у Горыныча в пещерах подземных есть зеркало, что может тебя отправить, куда попросишь, — продолжила Тихомира, — и Иван туда отправился.
Яся так и ахнула. А она-то, Яга эгоистичная, пусть удивилась и поразилась, что он здесь, но даже не знает, какой ценой!
— Иванушка... — заблестели в глазах ее слезы брильянтовые, — да ты ведь...
— Что?
Иван снова рассматривал ее фотографии, как турист в музее. А теперь оглянулся.
— Что во мне нашел такого? — закусила губу Яся, снова плакать начиная.
Безобразие! Всегда умела сдержаться, а Ивану уже в который раз рубашку сейчас обольет... Он ведь опять ее к груди прижал. Хорошую, современную рубашку... От Армани, наверное. А не тридевятую дырявую. Жар-птица хлама не подарит.
— Ясно солнышко, да что же это такое?.. Послушай... И ты, Тихомира, тоже послушай, что я предлагаю нам сделать: подвесим мы флигелек у той двери, самой главной входной, из которой руки просить можно. Только внутри, чтобы куда не надо не выпал. И будешь ты, Яся, домой через правильную дверь входить и выходить. Домой — значит в избушку, ты поняла? — сказал Иван уже построже, да в лицо ей заглянул, да щеки ее от слез отер.
Яся всхлипнув, кивнула. Пусть он все решает... Вон он какой, он — может. И все в расчет брать умеет. А выходить из избушки в этот мир через подъездную дверь — это, конечно, гениально.
— И доходишь на свою службу, коли так нужно. Но на ночь будешь возвращаться!
— А если... заметит кто... и сопрет? В подъезде-то?
— А мы под лампу замаскируем. Много их у вас тут. И паутиной.
— Фу! — фыркнула Тихомира из своего флигелька. — Ну, ладно, седмицу я потерплю.
— Но ведь буду я тогда бабой Ягой? — спросила Яся. — И... не сможем мы... ну... вместе быть?