— Покатаешь? — спросил парень, широко улыбаясь.
— Не положено, — ответила я строго, — я на работе и посторонним здесь находиться нельзя.
— А мне разрешили, — не сдавался Константин.
— Это кто же вам разрешил, уж не начальник ли станции? — решила я напугать парня своим высоким руководством.
— Ну да, сам Петр Петрович, да и к тому же, как может быть твой парень посторонним?
— Так-то мой парень, а то — вы, не вижу аналогий, — ответила я, пожимая плечами.
— После вчерашнего, я как честный человек, обязан на тебе жениться, — ухмыльнулся Константин.
— А что вчера было? — ушла я в несознанку, — ничего вчера такого не было, после чего жениться требуется, да и не похожи вы на честного человека, — я посмотрела ему в глаза и добавила, — и на человека не похожи.
— Вот видишь, а по нашим законам ты теперь моя невеста.
— По каким таким вашим? — не поняла я.
— Не по человеческим, — ушел от ответа парень.
— Я таких законов не знаю. А люди, сначала заявление в ЗАГС подают, а потом уже к женихам себя причисляют.
— Подадим, если хочешь, можно и сегодня подать.
— А если не хочу?
— Родственники заставят.
— Нет у меня в таких родственников, чтобы против моей воли пошли.
— Ну, ну, надейся, — опять ухмыльнулся парень и, отпустив меня, первым шагнул в моторку, протянув мне руку.
— Не положено, — не сдалась я.
Но меня никто и спрашивать не стал. Константин подхватил меня на руки и усадил в катер, сам завел мотор, и мы помчались вниз по реке.
— Я на работе, — выдала я очевидное.
Парень только загадочно улыбнулся. Я подняла глаза на своего похитителя и только открыла рот, чтобы задать вопрос и возмутиться произволом, как мне ответили, даже не выслушав.
— А, кстати, ты там больше не работаешь, невеста князя не может работать, да еще на такой должности.
— У нас нет князей, даже если у кого-то в предках затесались, это лишь звание на бумаге, абсолютно ничего не значащее в современном обществе.
— У людей, конечно, но ты уже сама догадалась, что мы не люди.
— Кто это мы?
— В данном случае я имею в виду и себя, и тебя.
Если бы я уже не сидела, то присела бы тут же после такого заявления.
— А у меня, что тоже титул имеется?
— Не знаю, сначала надо твою родню найти.
— Родню, а что ее искать? Где-то тут братья моей бабушки хвостами по воде били, — вспомнила я.
— Даже так? — Константин немного сник, — я думал, у тебя только яги в родне отметились.
— Вот, — обрадовалась я, — русалы меня не отдадут, — и даже вскочила с лавки, а потом медленно осела, осознав — я что совсем, совсем не человек? А как же мои родители, они же, точно, люди? — задала я вопрос, в принципе ни к кому не обращаясь, но мне, тем не менее, поспешили ответить.
— У твоей мамы силу отняли, — из воды показались вчерашние пловцы, — вот она и стала человеком. И этот, — русалы кивнули на парня, — кощеево отродье, тоже, по всей видимости, задумал, не верь ему, не женился бы он на тебе никогда по нашим законам, а только магию себе забрал. А отец, ну тот, которого ты так привыкла называть, тебе не родной.
Я посмотрела на Константина. А я-то думаю, что за его напором стоит? И это отнюдь не моя красота, писанная, и не ум острый, силу магическую ему подавай! А вот обломается он, ничего не получит. Может, она мне и даром не нужна, я к себе, как к человеку привыкла, но и этот гад бессмертный, ни с чем останется. Разозлилась я очень, и мне вдруг душно стало, даже цепочку с кулоном, что бабушка на меня в детстве надела, с шеи сорвала. А на парня так глянула, что тот сам прочь из лодки шагнул. Вода вокруг моторки забурлила и поднялась вверх, вздыбившись над нами огромной волной, на дно начала сыпаться рыба, большая и маленькая.
— Рада, остановись, — закричали хвостатые родственники.
И я очнулась. Это что же я творю? Надо успокоиться, а то из-за меня все речные обитатели могут погибнуть, а это не только рыба. Но и рыбку жалко, наверное, поэтому мне захотелось плакать. Слезы сами собой катились и катились из глаз, зато вода успокоилась, а русалы оказались около меня, успокаивая. Я устала всхлипывать и затихла.
— Вот и умница, — похвалил меня один из родственников.
— Все у тебя теперь хорошо будет, сила проснулась, никому ее уже не отнять, — разъяснили мне ситуацию двоюродные деды, которым на вид было не более двадцати пяти лет.