― Мне не нравятся женщины с хвостом и четырьмя ногами.
Однажды вечером мы сидели в киртан-холле и пели. Комната освещалась свешивающейся с потолка керосиновой лампой. Пришел Бабаджи, чтобы дать даршан. Среди присутствующих находился больной индийский мальчик, который раньше лечился в клинике, где я работала.
Так или иначе, я чувствовала к нему сильную симпатию и была рада услышать, что Бабаджи днем одел его в новые одежды и дал ему разрешение остаться в ашраме.
Когда я подошла к Бабаджи для пранама, то мысленно попросила его благословения для этого больного мальчика. Немного позже я наблюдала за мальчиком во время его пранама. Бабаджи проявил к нему большую любовь и возложил на мальчика свою руку, таким образом передавая ему шакти (энергию). Для меня это было все равно, что лицезреть Божественную Мать.
Даршан окончился, и Бабаджи подошел к больному мальчику и снова благословил его. Такая забота настолько меня тронула, что я импульсивно подбежала к Бабаджи и склонилась перед Ним, благодаря за Его любовь и произнося внутренне: "Ты ― истинная Божественная Мать". Когда я снова встала, горящая керосиновая лампа наверху начала мигать. Бабаджи указал на пламя и сказал: "Нет огня, нет огня, нет огня". Потом Он посмотрел на меня дружески и вышел.
Интуитивно я поняла, что Бабаджи говорил не столько об огне, сколько о божественной энергии внутри всего материального и эфирного, воплощением чего являлся сам Бабаджи.
С этого момента я поняла, что Бабаджи находится везде ― во всех человеческих существах, животных и растениях и во всех чувствах, словах, делах и событиях.
Можно только удивляться тому, как Бабаджи играет словами. Эта история ― не просто шутка, она заставила меня понять, что после смерти человеческое тело становится бесполезной шелухой и не заслуживает того шума, который вокруг него поднимают.
Внизу по течению реки, как раз под тем местом, где расположен ашрам, жители маленькой деревушки сжигали умершего в соответствии с индийскими обычаями. Пока укладываются бревна, тело лежит на тряпичной подстилке рядом с погребальным костром и дожидается встречи с очищающим огнем.
Именно в этот день кремации ашрам проводил работы совсем рядом с этим местом. Нужно было переносить большие камни туда, где сооружался каменный вал для защиты от поднимающейся из-за муссонных дождей воды. Мне казалось неуважительным заниматься строительством рядом с мертвым, и это меня так расстраивало, что заставило пойти к Бабаджи.
― Бабаджи, там внизу лежит тело, но, несмотря на это. работа продолжается совсем рядом с ним. Мне кажется, нужно дать мертвому покой.
Бабаджи:
― Да... да... покой, покой... Иди и разруби его не куски! (Игра слов: peace ― мир, покой, pieces ― куски: оба слова произносятся одинаково ― прим. пер.)
В замешательстве я сбежал вниз к берегу реки по 108 ступенькам. Неужели мне действительно надо разрубить тело. как это принято в Тибете? Нет. Бабаджи просто шутил!...
Если преданный хотел получить от Бабаджи чандан в Его маленькой комнате рано утром, то он или она должны были накануне вечером просить позволения. Поэтому я подошел к Бабаджи и спросил: "Пожалуйста, можно мне прийти на чандан завтра?"
Я не очень хорошо говорю по-английски, и у меня промелькнула мысль: "за" прозвучало как "два" ("два-втра" вместо завтра).
Бабаджи улыбнулся, кивнул и сказал: "Три-втра", другими словами: "Да, в течение трех дней".
Это наш последний даршан. Завтра мы уезжаем из Хай-дакхана. Так много всего произошло за эти три дня. Я еще не хочу уезжать. Мое сердце привязалось к этому месту. Но нет времени печалиться по поводу нашего отъезда.
Мы только что закончили дневную карма-йогу ― работу в ашраме ― и готовимся к вечернему Аарти, молитвенному пению. Меня попросили помочь в подготовке церемонии пуджи. Фрукты и цветы красиво разложены на сияющем подносе, приготовлены и другие необходимые предметы. Мы счастливы, что нам дана привилегия участвовать в чествовании Бабаджи таким образом. Уже пора нести все в храм.
Все уже собрались там. Звенят колокола. Входит Бабаджи. От Него исходит такая огромная энергия, но Он движется быстро и легко, как ветер. Его красота ошеломляюща; каждый раз видишь Его как будто впервые. Он садится на свой асан, и Его сила, любовь и чрезвычайная собранность очевидны для всех.
Немедленно, как будто притянутые магнитом, преданные выстраиваются в очередь, чтобы получить Его даршан. Невозможно сопротивляться Его притяжению. Простая улыбка или жест способны потрясти всю душу и сердце.
Пение становится громче; вибрации усиливаются. Начинается первая пуджа, где свет провозглашается великим Светом. Музыка наполняет воздух, слабый ропот ума уже ничего не значит. Преподнесенные фрукты, уже благословленные, подаются как прасад. Звуки накладываются на звуки (музыка инструментов, колокола, раковины, барабаны, дамару) и наполняют собой ясную ночь.