Подошла наша маршрутка; мы сели и поехали.
Так… сумку поудобнее пристроить, оплату приготовить… Надо поговорить с сыном, подумал я.
– Никит, мы с тобой ловкие парни?
– Ловкие парни, – согласился сын.
– Значит, у нас должна быть тайна, – сказал я.
– Да, – сказал Никита.
– Давай это будет бабайка.
Сидевшая напротив девушка с любопытством посмотрела на нас.
– Бабайка?
– Да, сына, бабайка. Давай не будем маме говорить про бабайку.
– Не будем, – согласился Никита.
– Это будет наша тайна.
Гарантия от договоренности с четырёхлетним человеком само собой не крепка. Но ведь что-то делать надо?
V
Шли дни, ничего такого не происходило, и напряжение потихоньку отпускало меня. Пока однажды я не увидел, как мой сын играет на моем столе дохлой мышью.
– Никита, где ты это взял?
– Это бабайка мне дал.
– Дай мне, пожалуйста.
– Не-ет, это моя, – когда сын говорит с такой интонацией, лучше поискать других путей.
Я постучал в дверцу. Никакой реакции.
Я постучал сильнее. Подождал немного, и постучал еще сильнее. На мгновение я увидел эту картину со стороны – взрослый мужчина стучится в дверцу собственного стола, а рядом его сын на этом же самом столе играет дохлой мышью. Взмотнул головой, прогоняя возникшее ощущение бреда, и дверца открылась.
– А вам не приходило в голову, что бабайкам тоже надо спать?
– Ты зачем подсунул моему сыну мышь?
– Давно пора, молодец, – сказал бабайка.
Я сбился.
– Что пора?
– Пора перейти на «ты».
На мгновение мне показалось, что я оглох. Но злость тут же подстегнула меня.
– Зачем ты подсунул моему сыну эту мышь подвальную? Да ещё дохлую?
– Люди, особенно взрослые, невнимательны и ненаблюдательны, – сказал бабайка обстоятельно. – Не можете отличить городскую мышь от симпатичной селяночки-полёвки…
– Да какая разница?
– Очень большая, – перебил меня бабайка. – Городская, порой насквозь протравленная мышь, само тело которой подчас – яд. И славная чистенькая полевка. Это, можно сказать, разные звери с разными нравами. Я бы никогда не подсунул Никите городскую мышь.
Я посмотрел на своего мальчика. Никита без страха и очень внимательно следил за нашим разговором.
– Никита, выйди, пожалуйста.
Никита посмотрел на меня исподлобья, но к двери пошел.
– Оставь мышь на столе.
Никита вернулся, положил мышь на стол и вышел. Я набрал воздуха и начал. Страха не было совсем. Не то чтобы я забыл ту пасть, но теперь это было уже как-то не важно.
– Ты зачем дал моему сыну дохлую мышь.
– Нет.
– Ты думаешь, я – идиот?
– Когда я принес мышь, она была живая.
Я заткнулся. А бабайка продолжал.
– Мы вместе с Никитой убили эту мышь.
– Зачем?!
– Ребенку надо знать, что такое смерть, – бабайка выглядел очень серьёзным.
– Зачем?!
– Потому что люди такие. Время такое. Пусть знает.
VI
А потом нас ограбили.
Милиция забирала их – троих здоровых молодых недоумков, взломавших дверь и забравшихся к нам в квартиру, – в соплях, слезах, с мокрыми штанами. Я не знаю, что с ними сделал бабайка – я только-только вернулся с семьёй из-за города.
– А Валеев-то похоже глаза себе выдрать пытался, – весело сказал молодой чернявый парень своему напарнику. Сказал так, словно это обычное дело – люди, пытающиеся выдрать себе глаза. Впрочем, может, наши опера и не такое видали.
Я же испугался по-настоящему.
Что ж такое должно привидеться человеку, чтобы он попытался выдрать себе глаза?
VII
– Садитесь. – Заведующая детского сада «Чипполино» Валентина Хубраковна смотрела на меня с плохо скрываемым любопытством. Два года ходит мой Никита в «Чипполино», но такой чести – разговора с заведующей – я удостоился во второй раз в жизни. В первый раз, когда уплачивал так называемый вступительный взнос. Интересно – на что они тратят деньги? Кабинетик-то обшарпанный. Неужели на питание детей?
– Мне хотелось бы поговорить с вами о поведении вашего сына.
– А что случилось? – спрашивая так, я лукавил. Знал я уже, знал о чем пойдет речь. И сосало противно где-то внизу живота, как бывало всегда, когда мне надо было делать что-то, чего делать ну никак не хотелось.
– У детей, конечно, богатая фантазия, – сказала Валентина Хубраковна. – Но ваш Никита – это что-то особенное.
– Спасибо, – сказал я.
– Погодите со своими спасибами, – отмахнулась заведующая. – Это вовсе не комплимент.
– А-а… не комплимент, – сказал я. – А-а-а… что тогда?
Умный такой вопрос, не правда ли?
– Он пугает ребятишек в группе.
Заведующая сделала паузу. Я молчал, и ей пришлось продолжить.