– Ну ежели у человека из спины торчит арбалетная стрела, то надо полагать, из арбалета? – отвечал Стайлз.
– А что-нибудь необычное вы видели? – спросил я. Констебль покосился на меня, но ничего не сказал.
– Пожалуй, да, – помолчав, сказал овцевод. – Нечасто увидишь человека, которого убивали два раза.
– Два раза? – недоверчиво спросил Хёрст.
– У бедняги Ханта под левой лопаткой была еще одна рана. Вроде как лежачего его ткнули. Только без нужды это было. Ему и первой раны…, – и Стайлз махнул рукой, мол, вот так-то.
– Ещё что-нибудь приметили? – спросил констебль.
– Да вроде бы больше ничего, – пожал плечами Стайлз.
Пока никаких зацепок. Может Хёрст что-то и извлечёт из этой беседы, для меня же пока – по нулям.
– Ребята, ежели вам больше нечего спросить, – сказал овцевод, – вы бы отпустили меня, а то на парнишку моего пока не велика надежда, неровен час, не уследит за стадом.
Констебль подумал, оглядел для чего-то окрестности, словно надеясь увидеть что-то.
– Никуда не уезжайте до конца следствия
– Куда ж я поеду от овец? – удивился Стайлз.
– А может, лежало что-нибудь такое интересное возле тела?
Овцевод посмотрел на меня странным взглядом, словно я напугал его слегка этим вопросом.
– Что такое? – тут же ухватился за этот испуг Хёрст. – Норберт Стайлз, что вы скрываете от нас?
Овцевод молча помотал головой, дескать, нет, нет, всё нормально, и вдруг отчаянно махнув рукой, отвязал от пояса кошелек, и что-то вытянул из него, запустив пальцы щепотью, и тут же зажал это что-то в кулак крепко, словно засомневавшись снова. Только поздно уже было сомневаться – констебль требовательно сказал:
– Ну!
И Стайлз разжал кулак.
На мозолистой зелёной ладони лежал неправильной формы, с неровными сглаженными краями камень ярко-желтого цвета.
Они были здесь, подумал я, машинально отмечая, как уважительно посмотрел на меня констебль. И зачем-то убили этого человека. Так что теперь это и моё расследование тоже. Я вспомнил лесную мышь, лежавшую сто лет тому назад на полировке моего стола, и мне сразу стало жарко, и я словно выпал из этого мира на несколько мгновений, как Сандро Мтбевари…
– Что? – я понял, что Хёрст обращается ко мне.
– Я говорю, может нам ещё что надо здесь сделать?
– Можно, – сказал я, собираясь с мыслями, – надо посмотреть вокруг, может, найдём орудие убийства.
– Ну это вряд ли, – с разочарованием в голосе сказал констебль, – они ж его разверили наверняка сразу. Хотя… стрела-то истинная, но всё равно – вряд ли. А вот прикинуть, откуда они его подстрелили – это можно.
– Хе, – сказал овцевод. – Связанного человека можно подстрелить откуда угодно.
XVIII
– Ужас какой, – сказала Джоанна. – Сначала связать, потом стрелять … а потом еще и добивать уже мёртвого.
Уже в пятый раз за последние полчаса.
Констебль же напротив молчал. Но было видно, что ему тоже отчасти не по себе.
До неприличия простые люди. Где уж им знать о таких вещах, как контрольный выстрел. В моём городе на них бы пальцами показывали и смеялись бы при этом.
Мы подъехали к дому на южной окраине Далёкой Радости. Здесь проживал некий Тэд Верста, приятель Роджера Ханта. Если кто и мог считаться приятелем Роджера, сказал шериф, так это Тэд Верста, вы же знаете его, Джефф. Знаю, отвечал констебль задумчиво.
Дом снаружи выглядел так себе. Небольшой, густо заросший какой-то травой, ассоциативно похожий на заброшенную советскую дачу. Темное некрашеное дерево. Маленькие темные окна. Крыша, крытая соломой, кое-где светящаяся прорехами. Видать, были у хозяина дела поважнее, нежели забота о собственном доме.
Констебль спешился, широкими, спокойными шагами подошёл по притоптанной в траве дорожке к двери и три раза стукнул в дверь. Никто не отозвался. Хёрст оглянулся на нас, и молча поманил пальцем, дескать, чего сидим, идите сюда.
Тэда мы нашли на заднем дворе. Он сидел на лавке и жевал. Получалось это у него очень даже неплохо. Когда человек вкладывает в дело всю душу, не может получаться плохо. Увидев нас, Тэд сплюнул на землю длинной, мощной струёй и отвернулся.
– Как дела, Тэд, – сказал констебль. Не спросил, а именно сказал. Видно было, что дела Тэда его не очень-то интересуют. Просто надо с чего-то начинать разговор.
Тэд неторопливо встал с лавки, и стало ясно, отчего его прозвали Верстой. Он и в самом деле был чрезвычайно долговяз и худ, одним словом – Верста. И этот самый Верста мельком глянул на меня и направился к дому.
Будто к нему и не обращались.
– Тэд, я к тебе не в гости пришёл. Я веду расследование. Так что будь добр, остановись.