– Добр-рый день, – сказал кот.
– Привет, Матроскин, – сказал я и краем глаза заметил, как улыбнулся за своей стойкой бармен.
– Почему Матроскин? – тут же спросил кот. – Теперь-то ты мне скажешь?
– Ты похож на одного кота, которого зовут именно так, – сказал я.
И даже не соврал, по-моему.
– Давайте поближе к делу, – сказал председатель. – Товарищ, э-э-э, Матроскин, что вы можете сказать об этом человеке?
– Мало могу сказать, – сказал кот. – Он спас волка.
– И всё? – спросил председатель. Формально спросил, безо всякого удивления. Просто уточнил.
– Мне этого достаточно, – сказал кот.
– Краткость – сестра таланта, – откликнулся от своего столика оранжевый поэт.
– Кто-нибудь ещё? – спросил председатель, обращаясь ко всем.
– Да пожалуй, хватит, – сказал бармен.
– Пожалуй, хватит, – согласилась черепаха.
Все зашевелились за своими столами
– Голосуем? – спросил председатель.
– Здесь сказано достаточно, чтобы решить вопрос без голосования, – сказал Лю.
– Да, – сказал констебль, – здесь есть кому решить.
– Совершенно с вами согласен, – сказал поэт.
– Мне 14 лет, – начал Макс, – естественно, самое главное желание – быть взрослее. Ну а как? конечно делать то, что делают взрослые.
Машины из этой "взрослой жизни" – самое главное… у меня вообще только один есть знакомый мужского пола, который не проявляет интереса к машинам… угадай кто? – Макс улыбнулся.
– Ну вот… живем в Туркмении, в то время там военные могли делать вообще что хотели, какая нафиг местная милиция… ВС СССР – это было мегакруто… только военная же прокуратура могла с ними управиться.
И вот, значит, я на протяжении недели веду себя хорошо, по дому помогаю, все выполняю, естественно, оценки в школе только "5", а ближе к пятнице начинаю выпрашивать "посидеть за рулем"… типа премия такая.
А! время, когда все это происходило – весна либо осень, потому что зимой – опасно, а лето я всегда у бабушки проводил. В принципе получалось через раз только, потому, что отец не всегда в выходные дома был – дежурства в части, учения, еще что-нибудь…
– Вот так и получается, – сказала черепаха и посмотрела на бармена.
– Так и получается, – согласился председатель. – Всё-таки они судят нас. Наши дети судят нас.
И я увидел, что сидит он, сгорбившись, словно что-то придавило его к земле. Руки его бессильно лежали на столе – большие, неподвижные, с набухшими ветвлениями вен.
– Вот и хорошо, – сказал бармен. В руках его было полотенце, и он протирал стаканы. И очень ловко у него это получалось, и видно было, что занятие это ему нравится. – Так тому и быть. Пусть это решит твой сын.
И вот тут я испугался по настоящему.
– Вы с ума сошли, так нельзя, он же маленький, что он понимает?
– Нет, – в тон мне сказал бабайка, – вы не заставите… это нечестно. Я соглашусь с любым…, но не заставляйте меня…
– Отчего же? – вежливо поинтересовался Лю.
– Вы же знаете…
– Ничего мы не знаем, – мягко сказал бармен. Бабайка исподлобья бросил на него быстрый взгляд. – А вот ты знаешь – выбор есть всегда.
Бабайка кивнул головой несколько раз, соглашаясь. Лицо его стало отрешённым, он словно удалялся в какое-то далёко, прямо у нас на глазах.
– Нет, – сказал он наконец, – вы всё-таки знаете, что я скажу. Раз вы дали ему дойти досюда…
– Поконкретнее, – жёстко сказал председатель.
– Да, – сказал мой сын. – Пусть они возвращаются.
Так решил мой сын. Я хотел встать и подойти к нему, но остался сидеть на диване. Мне ещё надо было привыкнуть, уложить в голове тот факт, что бабайка и Никита суть одно и то же.
– Значит, решено, – сказала черепаха.
Я встал.
– Сядь, – сказал бармен. – Не надо никуда идти. Твоего сына сейчас приведут.
– Да, – сказал я, – конечно. Просто… понимаете?
– Да, – сказал бармен, – понимаю. Выпей кофе.
– Спасибо, – сказал я, принимая чашку из его рук. Сделал глоток и поставил чашку на стойку.
Все молчали, а во мне, словно комариный зуд, чесался и нудил вопрос. И я хотел, и всё никак не решался его задать.
Есть у меня такое – иногда мне надо усилие делать, чтобы что-нибудь спросить.
– А что будет с нами?
Как видите, я всё-таки решился.
– Вы вернетесь домой, – сказала черепаха. Так быстро сказала, словно ждала этого вопроса.
– А что будет с Никитой?
– Твой сын забудет обо всём, – сказал Лю. – Но не до конца. Знание об убийстве будет сидеть у него внутри (я зябко повёл плечами), и когда выпадет случай, он не будет сомневаться.