Никаких сил на это не хватит.
Никаких.
Господи, ночь-то какая чудная. Как ароматен зеленый воздух этого мира. Какие девушки здесь.
Всё.
Спать.
XI
Утро выдалось нерадостным. Не из-за погоды, нет. Мрачна была Джоанна, старательно избегавшая моих взглядов, сам вид мой был ей неприятен, и констебль Хёрст бросал на меня взгляды весьма неодобрительного свойства. Нездоровая, одним словом, была обстановочка.
В молчании свернули бивуак, в молчании тронулись в путь.
Угнетала некоторая типичность ситуации.
Есть во всех этих приключениях одна неизменная особенность. В каждом мире я делаю что-то такое, из-за чего окружающие мной недовольны. И при этом, как правило, я не понимаю, что я сделал, а когда понимаю, что я сделал, то не понимаю, почему мной недовольны.
Ладно Джоанна. Но констебль-то? Ему-то я что сделал?
За этими рассуждениями я вдруг обнаружил, что день сегодняшний не так уж и плох. То ли я приноровился к поступи моей лошади, то ли задница моя за ночь окрепла, но факт остаётся фактом — чувствовал я себя очень даже ничего. Это обстоятельство сразу же подняло моё настроение. Сегодня мы отыграемся за вчерашний пропущенный обед, думал я, предвкушая близкий привал.
И, наконец, этот самый привал наступил.
— Здесь, — сказал констебль. Не знаю, чем глянулось ему это место. За последний час мы проехали с пяток подобных. На мой взгляд.
Джоанна всё с той же сумрачной рожицей спешилась, сняла перемётные сумы и бросила их на землю. Спешились и мы. Некоторое время констебль наблюдал, как девушка нарезает снедь, орудуя ножом с таким мрачным ожесточением, что казалось, она отхватит себе пару пальцев непременно.
— Мастер Григорий, — обратился он ко мне. — Мне необходимо провести дополнительный допрос. Давайте отойдем в сторонку.
Ну что вот еще такое. Чего он мурыжит меня.
И мы отошли в сторонку.
— Констебль, — сказал я, — я вам всё сказал. Более добавить мне…
— Мастер Григорий, — перебил меня Хёрст. — Даже у дикарей существуют правила приличия.
— Что?
— Оскорблять людей, давших вам еду и кров, пусть даже всего на одну ночь — это в любой культуре поступок мерзкий. Есть места, где за это убивают!
Констебль говорил всё это тихим, яростным голосом, от которого мурашки бежали по коже.
— Я не понимаю, констебль…
— Гордон Бэнкс — мой брат по оружию, на поле близ Уэмбли мы стояли плечом к плечу! Оскорбление, нанесенное его дочери — это оскорбление, нанесенное мне. Теперь я буду верить в то, что ты не терял веры! И дай судьба мне такое счастье! Как только вы утратите статус подследственного, я вызову вас на поединок!
Уэмбли?!! Оскорбление?!
— Констебль, я никого не оскорблял! Тем более Бэнкса…
— Да неужели? Тогда почему вы отказали его дочери? Или ваша кровь настолько благородна, что делиться ею ниже вашего достоинства?
Чертовщина какая-то!
— Констебль…
— Послушайте меня, мастер Григорий, это Дальние Земли! Если Бэнксы сочли, что ваша кровь….
— Погодите Хёрст, — ошеломленно сказал я. — Вы хотите сказать, что правила хорошего тона требуют, чтобы я обрюхатил Джоанну?
Хёрст замолчал. Он смотрел на меня, хлопая глазами, и было видно, что констебль укладывает в своей голове что-то такое, что значительно выпирает за пределы его мировоззрения.
— Идите есть!
Господи, голос-то какой мрачный.
Видимо, я и впрямь сильно её обидел.
XII
— Может быть, я и не прав. В конце концов, вы иностранец. У вас могут быть другие обычаи, я понимаю. Поговорите с ней. Сделайте это.
Констебль Хёрст говорил короткими фразами, подбирая слова, и так чтобы Джоанна не услышала. Я посмотрел на девушку. Она ехала метрах в десяти впереди, и даже по спине её было видно: она сердита.
— Джоанна, — крикнул констебль, поддав шпорами, — присмотри за подследственным! Я проедусь вперёд, что-то на душе неспокойно.
Буц перешёл на легкую рысь, унося своего хозяина вперёд.
Мы двигались по степи. За последние сутки лесные островки окончательно исчезли, уступив место степному простору. Куда ни глянь — везде волнующееся море травы. Я невольно усмехнулся — похоже, констебль нашел довольно нелепый повод для того, чтобы оставить нас одних.
Джоанна придержала своего коня, дожидаясь меня.
— Мастер Григорий, — хмуро сказала она, — лучше бы нам ехать рядом. Раз у мастера Хёрста неспокойно на душе.
Упс… Это что же получается — среди равнины этой голой можно ждать неприятностей?
— А чего тут можно опасаться?
Джоанна посмотрела на меня таким взглядом, мол, уж не издеваюсь ли? и всё-таки сказала:
— Засады.
Представляете, степь и тут из-за угла танк. Смешно. Джоанна заметила мою усмешку, и всё так же хмуро сказала: