— И потом, — говорит Лю, — теперь-то мы знаем — это был ненастоящий дракон, не бог.
— Вы знаете, по-моему, это всё несущественно, — говорит председатель.
— Прошу прощения, — смиренно говорит бармен, и я замечаю: многие улыбнулись на эти слова.
— Давайте уже двигаться дальше. Кто у нас следующий?
Люди начинают шевелиться, поглядывая друг на друга, и вот уже от углового столика к нашему дивану шагает основательный человек.
— Здравствуйте, председатель. Здравствуйте, мастер.
— Здравствуйте, констебль.
— Здравствуй, Джефф.
— Что вы можете сказать по существу данного дела, констебль?
Джефф Хёрст смотрит на председателя.
— Самое главное, — говорит он неторопливо, — ему не хватает веры.
И тут у меня сдают нервы.
— Джефф, — вскакивая, ору я так, что рвутся связки, — мент поганый! Ну ты-то куда лезешь? Что вы все заладили!
Ко мне тут же подскакивают Лю и еще какие-то люди. Со своего места ухмыляется, глядючи на меня, оранжевый поэт, и ухмылка эта взрывает меня.
— Чё ты лыбисся, ублюдок! — и я швыряю в него чашкой, кстати попавшей под руку. Меня тут же ухватывает за запястье Лю. Крепко, ничего не скажешь.
Как в тиски зажал.
— Не надо, Григорий, — говорит он. — Ты только хуже себе делаешь.
Я смотрю в его бесстрастные жёлтые глаза… и успокаиваюсь. Видимо, хоть чему-то жизнь меня научила.
— Простите, Джефф, — говорю я. — Я погорячился.
Констебль кивает. Несколько секунд все смотрят на меня, а потом Лю отпускает моё запястье.
— Товарищи, — говорит председатель требовательно, — прошу всех вернуться на свои места. Нам надо продолжать.
Он дожидается, когда все усядутся на свои места, и обращается к констеблю:
— Можете продолжать.
Констебль же смотрит на меня. Лицо его бесстрастно, и всё так же глядя на меня, он говорит:
— Он не знает себя. Не знает, что может. Иногда он словно бегемот в гостиной. Не трудясь узнать обычаи тех мест, куда попал, оскорбляет людей небрежением к традициям. И он может переступать через тех, кого любит.
Становится тихо.
Я поднимаю глаза — похоже, все они смотрят на меня. Из-за столов, от стойки, из углов все смотрят на меня. На человека, способного шагать через любовь.
— Ну что ж, — удовлетворённо говорит председатель, — это уже серьёзно. Спасибо, констебль, я думаю с вас достаточно. Давайте перейдём к следующему… фигуранту.
Констебль кивает и идёт к барной стойке.
И тут начинается удивительное.
— Можно, я буду говорить отсюда?
Это говорит из-за столика стоящего в дальнем углу человек, которого я не знаю. Свет от лампы, стоящей на его столе, падает вниз, и лица его я не вижу. Голос его звучит из фиолетового полумрака чуть глуховато, и он также мне незнаком.
— Суд не возражает, — говорит председатель.
— Собственно, сказать мне особо нечего, — говорит незнакомец и кладёт руку на стол, в круг очерченный светом.
И я вижу, что рука — голубого цвета. Ага, говорю я себе. Тут нечего волноваться, ему нечего сказать, меня там не было, я ведь сразу попал из зелени в синеву, а сердце всё равно сжимается, и по спине бежит холодок, и рука моя становится ватной.
— Я видел то его живым минуты три, не больше. Он появился в «Устрице», словно с потолка упал. Прям на стол, — фыркает он. — Петру это не понравилось, они повздорили, слово за слово, и Пётр его убил.
Что?!
— Что?! — говорю я.
— Ты сказал: «Да пошёл ты», и назвал его сволочью. Убили тебя справедливо.
Наверное, я выпал на пару минут из действительности.
Я был убит. Я лежал на полу, и кровь текла из треугольной ранки. Сознание медленно покидало меня, и наваливалась тьма, и я уже не дышал. Прошла ли передо мной вся моя жизнь в эти мгновенья?
Я ничего об этом не помню.
Звенит ложечка. Это председатель мешает сахар в своей чашке с кофе. Кофе у него чёрный и с лимоном. То есть темно-фиолетовый и с долькой какого-то фрукта.
— Это можно считать отягчающим обстоятельством, — говорит председатель и делает глоточек.
— Да, — грустно соглашается черепаха.
Председатель ставит на стол чашку, снимает очки и аккуратно протирает их кусочком замши.
— Я всё сказал. У меня нет впечатлений, только факты. Я слишком мало его видел, — говорит голубой незнакомец.
— Хорошо, — говорит председатель. Без очков видно, что глаза его красны, и вообще он кажется усталым.
— Я что-то не понял, — говорю я громко.
— Мы до вас ещё дойдём, — говорит председатель. Надевает очки, и голос его тут же крепнет, набирая металл. — Всё в свой срок.
— А можно мне ещё кофе? — говорит незнакомец из-за своего столика.
— Конечно, — говорит бармен.