— Причём тут богатство, — тут же возмутилась Дашка. — Они претендуют на первенство в её изобретении, говорят, что без них бы и ткани этой бы не было, а она была уже до того, как выяснилось, на что она способна.
— Ах, вот оно что, — задумался профессор. — Это значит у вас борьба за первенство, значит. Ну что ж. Тогда следует их поставить на место, а то это действительно не дело. Мы изобретаем, а они всех начинают уверять, что без них бы и этой ткани не было бы. Это всё равно, как лабораторные мыши утверждали бы, что это они генетику изобрели.
И всё-таки что-то здесь не так, — вздохнул профессор. — Ну ка Дашка, напрягись и ещё раз постарайся вспомнить, что ты делала и в какой последовательности.
— Что, что, — сразу же скуксилась Дарья. — Всё, что могла, я вспомнила. Всё, что делала, восстановили до мельчайших подробностей, — чуть уже не плача, пожаловалась она. — Единственное что, так это Кольки, мерзавца, не хватает, с его вечными подколками. Но их к делу не пристроишь, это вам не порошок стиральный, — Дарья тяжело и тоскливо вздохнула, с отчаянием глядя на очередной испорченный кусок ткани, не оправдавший их надежд.
— Может Колька твой, чего подсыпал? — вопросительно глянул на неё профессор.
— Да куда ему, — снисходительно махнула рукой Дарья. — Он ещё совсем маленький и глупый. Что он в этих делах понимает? Только и горазд, что пакости всякие амазонкам пленным подкидывать, а чтоб ткань новую изобрести, так на это у него мозгов не хватит.
Профессор, видимо в первый раз столкнулся так тесно с Дарьей, поэтому был слегка шокирован подобной сентенцией совсем ещё молоденькой девчушки. От неожиданности он даже несколько растерялся.
Бросив на Дарью внимательный взгляд, профессор с задумчивым видом потеребил указательным пальцем губу, разглядывая Дарью, как какое-то диковинное насекомое. Потом, бросив на Дарью ещё один задумчивый взгляд, неожиданно кликнул Варуса. Этот ящер, последнее время явно пренебрегал своими непосредственными обязанностями, и каждый день теперь с утра до вечера торчал в землянке, буквально за плечом у профессора, по первой же его просьбе бросаясь выполнять мельчайшие поручения. Хорошо ещё, что баронесса, занятая изобретением и пошивом своего боевого костюма, и по сему поводу постоянно возившаяся поблизости, как-то не имела возможности обратить на это небрежение своего внимания, иначе бы тому здорово влетело.
— Варус, — обратился профессор к мгновенно нарисовавшемуся в дверях ящеру. — Пошли кого-нибудь из своих ребят в коптильный цех. Пусть кликнут там Кольку. Он там нынче за главного, пока Дарья ко мне приписана. Пусть передадут ему, чтоб он в ближайшее же свободное время заскочил к нам. Надо мне у него кое-что спросить. Пусть уважит старые кости и заскочит в ближайшее же время.
— Яволь, мин херц, — тявкнул каким-то придушенным голосом Варус и мгновенно растворился в дверях, оставив сидеть профессора с ошарашенным видом и отвалившейся челюстью.
— Это что такое было? — неуверенно глядя на Дашку, ткнул он пальцем в сторону хлопнувшей входной двери. — Это что, ящер был?
— Угу, — яростно затрясла головой Дарья. — Он самый. Самый здесь главный. Это его так баронесса выдрессировала. Чуть что не так, она ему: "А что это вы, мин херц, мышей не ловите", ну и далее, как повернётся. Или шею намылит, или похвалит за что-то. Вот он и повадился последнее время всё "мин херц, да мин херц" вставлять в разговоре, по любому самому пустому делу. А где сама баронесса, это словцо подхватила, я не знаю. Наверное от Сидора. Тот раньше это словцо всегда любил вставлять по поводу и без. Вот, она и жаловалась, что смысла не понимает, а словцо привязалось.
Этим же вечером, уже довольно поздно, когда все там собирались уже укладываться спать, в дверь землянки неожиданно постучали и, открывшему дверь часовому, предстал невысокий, аккуратно одетый худенький паренёк, неизвестно с чего заглянувший к ним поздно вечером.
— А-а, — тут же раздался радостный вопль Дашки, выглянувшей вслед за ящером за дверь. — Колька! Явился мерзавец! Ты где пропадал весь день! Тебя когда ещё просили прийти, а ты заявился, на ночь глядя! У тебя совесть есть! Тут мы с профессором совсем извелись, изобретая вместе жутко нужную вещь, а ты всё где-то шляешься! У тебя совесть есть! Ты, вообще, о чём думаешь….
— Входи, входи, Колька, — оборвал Дарьины вопли профессор, отстраняя яростно теребящую ошеломлённого паренька Дашку и пропуская того в землянку. — Хорошо, что зашёл, а то я уж думал и сам к тебе наведаться.
— Да я эта, — засмущался Колька, — не мог раньше. Хотел, да не получилось. Работы много, потому и задержался. Дарьи нет, вот одному и приходится справляться. Хочу кого нанять в помощ, да пока никого не согласен, больно ленивые все. Не хотят работать по двенадцать часов.
— Заходи, заходи, — профессор помог пареньку раздеться, приняв у него его пальтишко. — Тут Дашка совсем по тебе соскучилась. Весь день только и слышу, что Колька то, Колька сё. Значит, соскучилась, — подмигнул он зардевшемуся пареньку.
— Колька, мерзавец, — тут же встряла Дашка, до того молча вертевшаяся у них под ногами. — Признавайся, это ты мне нагадил с моими тканями?
— С какими такими тканями? — недоумённо посмотрел на профессора паренёк. — Да я кроме рыбы, за последнее время ничего то и не видал. Она мне уже по ночам снится, эта рыба, в кошмарных снах. Солёная, копчёная, вяленая, даже варёная в казане, с пампушками. А тканей никаких я не брал и ничего с ними не делал. Мне для работы никакие ткани не нужны.
Профессор, с любовью посмотрев на смущённого столь бурной встречей паренька, пояснил:
— Речь идёт не о настоящем времени, а о том, когда в город пригнали пленных амазонок, — уточнил он. — Где-то в конце лета, начале осени.
Устроив паренька за столом, он тут же погнал возмущённо фыркнувшую Дарью на кухню, ставить чайник и готовить угощение для позднего гостя. А сам расположился напротив него, и, внимательно глядя на паренька, попытался настроить того на деловой лад.
— Судя по твоему озадаченному виду, ты ничего ещё не знаешь, — задумчиво покивал он головой. — Ну что ж, это хорошо. Значит, компания по дезинформации проходит как надо.
— Так вот, понимаешь, Колька, — профессор яростно почесал у себя в затылке, а потом внимательно посмотрел пареньку прямо в глаза, — это очень важно для нас, для всех. У нас каким-то образом, получился великолепный материал, из той ткани, что была заготовлена Сидором на паруса для своих лодий. А теперь мы пытаемся вспомнить, как это вышло и ничего у нас не выходит.
— Что вышло, чего не выходит? — вконец растерялся паренёк. — Причём здесь я? — удивлённо посмотрел на него Колька. — Я занимаюсь рыбой, и ни на какую ткань, у меня просто времени нет. А последнее время вообще стало тяжело, как Дарья пропала. Работы много, а вертеться приходится одному. Сидора в Приморье не интересует сколько нас здесь работает. Ему вынь да положь положенную норму и остальное его не интересует.
Недавно писал, что если я не буду еженедельно закатывать по полной колоде бочек пряного снетка в неделю, он у меня с задницы ремней нарежет. А полная колода вы знаете сколько — это двенадцать пудовых бочек, больше одной бочки в день, — возмущённо воскликнул Колька. — А задница у меня одна, — робко улыбнулся парень, — и мне её жалко.
— Колька! — Дашка хлопнула поднос с нарезанными бутербродами на стол и уперев руки в бока яростно воззрилась на него. — Ты чего?! Тупой!? Тебе чего говорят!? Какая рыба! Что это ва-ажно! — Дашка в ярости притопнула ногой, глядя на него с неприкрытым возмущением. — А ты несёшь глупость всякую. Рыбу к чему-то приплёл. Ничего кроме рыбы своей не видишь! Говори, мерзавец, что натворил! Я знаю, что это ты что-то напортил. Небось, гадость, какую подсыпал, когда я отстирывала эти ткани.
— Так вы что, — удивлённый Колька рассеянно посмотрел на них, — про ткань, что ли, спрашиваете, из которой Дашка потом робы арестантские пошила?