— Нет, — осипшим голосом ответила она и начала наматывать его на руку. Катарина лишь немного покрутила перед этим моток белой ткани, разглядывая диковинку. — Обычно грешни ведут себя тихо. Видимо не яси, кто-то потревожил Гнилой Березняк. Грешни от крови ум теряют. Видимо не яси, убили кого-то по дороге.
— Понятно, — пробурчал я, поглядев на красный шнур на поясе девушки и вспомнив ночную зависть. При этом отметил, что наёмница перешла на какой-то сленг. «Видимо не яси». Дословно может значить, как негативное отношение к чему-то неизвестному. А грешни — это какие-то духи. Но Катарина до этого говорила практически академическим местным, так сказать, уставным, который нам давали во время занятий. И вообще, она очень образована, но это вполне понятно. Она же паладинша, пусть и недоучка.
Я быстро спустился по лестнице и вышел на улицу через запасную дверь, оказавшись за постоялым двором. На глаза попалась работница, которая ощипывала обезглавленную курицу. А я-то думал, что хозяин один управляется. Наивный, блин. У него наверняка не одна батрачка.
Быстро умывшись и побрившись, я вернулся. Катарина как раз рылась в своих вещах, выложив многое на стол. Я сунул мыльнорыльные и приторочил полотенце к походной сумке, а потом взгляд зацепился за яркие бумажки на краю стола. Руки сами собой потянулись, вскоре оказалось, что помятые листы с потёртыми и разлохмаченными краями это комиксы, специально печатаемые нашими для местных. Над ними специально трудились художники, адаптируя земные сюжеты под местные реалии. Я даже серию скажу. Про воительницу Илианну Муромеццо. Вот и сейчас на картинке статная богатырша в чешуйчатой броне и с большой палицей вглядывалась в даль в поисках неприятелей. И была она не одна, а в сопровождении светловолосого юнца в ярких одёжах, упревшего в землю приклад мушкета длиной в его рост. Как говорится, Зигмунд Фрейд ему в помощь.
Я ухмыльнулся. Мало ли, вдруг она использует эту ерунду вместо лопуха для нужды. Но в следующий момент, когда поднял глаза, увидел перед собой пунцовое, как свёкла, лицо наёмницы. И даже немного напрягся, ожидая возмущения, но вместо этого девушка начала ломать пальцы, кусать губы и невнятно бормотать.
— Это не моё. Это я нашла. Я потом выкину.
Катарина осторожно взялась за край бумаг и потянула, а когда я отпустил, быстро завернула в чистую тряпицу и сунула в сумку. Перемена в поведении девушки была столь неожиданная, что я лишь проводил яркие картинки недоумевающим взглядом. Собственно, чего такого было в рисунках, что она покраснела от стыда?
Но спрашивать я не стал. Не время.
Позавтракав обычной кашей и рассчитавшись с трактирщиком, мы оказались на улице. Яркий свет влюблённой пары солнечных богов представил перед моим взором совсем другой город, нежели при фонариках. Мощённая плоской галькой площадь в окружении ютящихся друг к другу двухэтажных таунхаусов с красными черепичными крышами оказалась полна людей, выставивших переносные лотки с товаром. Выглядело это забавно, ибо сами лотки походили на большие табуретки с длинными ножками, верёвками для переноски, а зачастую ещё и длинный шест, на конце которого болтался раскрашенная деревянная фигурка, изображающая то, чем ведётся торг: калачи, ножи, ткани, скобяные изделия, живая скотина, молоко, яйца и прочее. Над торжищем стоял гомон торговцев желающих перекричать друг друга. А в сторонке на бочках и простеньких скамьях словно синички на жёрдочке стайками сидели чумазые дети.
— Кошелёк держи покрепче, — произнесла Катарина, перехватив поудобнее свою сумку, и двинувшись вдоль рядом. Девушка сразу нашла нужную ей вывеску и теперь неспешно двигалась к ней. Я улыбнулся и последовал за ней.
— Пуговицы! Нитки! Иголки! — орала одна торговка.
— Гвозди! Ножи! Серпы! Косы! — рекламировала товар другая.
— Рыба! Копчёная рыба! Копчёные кальмары!
Я усмехнулся, а потом поглядел вслед своей спутнице, которая остановилась у лотка с большими пучками сушёного мха, тщательно разглядывая ассортимент. Надо быть дураком, чтоб после недавних событий не догадаться о цели покупки, ведь дамских прокладок ещё не изобрели, а проблема существует столько же, сколь само человечество. Но если честно, то не сильно хотелось узнавать подробности. С этим пусть учёные-этнографы разбираются.
А вот на крики о рыбе и кальмарах я отозвался. Худая, как сушёная вобла, женщина сразу поймала мой взгляд и начала раскладывать на небольшой настолько циновке свой товар, хранящийся в корзинах рядом с ней.