Глядя в широко распахнутые изумлённые глаза Маши, Белла ещё более надавила на психику.
— Ты что, хочешь ославить нас как лжецов? Хочешь нас поставить в полную зависимость от благорасположения Куницы? Закабалить нас хочешь?
— Ты чего?! — внезапно прорезался возмущённый голосок потрясённой Маши. — Сбрендила? Какой обман? Каких лжецов? Какая кабала? Ты в своём уме?
— Я-то в своём. А вот ты в чьём?
Чем твоя пустая башка думала, мешая местную и земную десятеричную системы в одну кучу.
— Что-о-о?
— То! Дура!
— Сама дура!
— Нет, ты дура!
Грохот распахнувшейся настежь двери тамбура и ворвавшаяся в кабинет встревоженная Дашка на миг прервали ругань, когда стоящие друг напротив друга две злые растрёпанные женщины, уперев кулаки в бёдра с яростью орали друг на друга. Разом повернувшись к входной двери обе женщины непонимающе глядели на растерянное лицо секретарши.
— Во-о-н!! — бешеный крик двух разъярённых женщин мигом вымел Дашку обратно в приёмную.
С грохотом захлопнувшаяся дверь разом оборвала все звуки. На долгие тяжёлые минуты в комнате установилось тягостное тягучее молчание.
— А теперь скажи. Только спокойно и без криков. При чём здесь эти дурацкие названные тобой системы и при чём здесь какая-то кабала? К чему это ты тут виселицу приплела?
Спокойная, мертвенно бледная Маша, стараясь не смотреть на Беллу, преувеличенно аккуратно села обратно в своё кресло и принялась старательно разбирать разбросанные по всему столу бумаги.
— Это не я придумала, — ещё более тихо отозвалась Белла, вернувшись в своё кресло и также стараясь не смотреть в сторону Маши. — Это возможный сценарий развития наших отношений с Куницей в случае заключения этого кабального договора. Мы вполне реально чуть было не попали в самую натуральную кабалу до конца своих дней. И виновата в этом была бы ты.
— Объяснись.
— Объясниться? — старательно сдерживаясь, чтобы снова не сорваться, медленно и осторожно начала Белла. — Пожалуйста.
Намного помолчав, Белла начал говорить тихим, невыразительным голосом.
— Первым делом, всё таки скажи. Откуда ты взяла количество четвертных бутылей числом двести одиннадцать тысяч?
— Пять тысяч двести восемьдесят тонн спирта, которые мы должны получить из доли Куницы в миллион пудов зерна, делим на двадцать пять литров, объём одной четвертной бутыли. На выходе получаем ровным счётом двести одиннадцать тысяч двести четвертных бутылей. Арифметика — самая простая.
— Прекрасно, — тихо проговорила Белла, глядя прямо в глаза Маше. — Что и требовалось доказать. Ты великолепный арифметик. Дважды два сложить можешь. Нет слов.
А теперь возьми те же пять тысяч двести восемьдесят тонн спирта и подели их на три литра. Сколько у тебя получится бутылей?
— Зачем?
— Подели, — неприятно улыбнулась Белла. — Не хочешь? Тогда я сама для тебя поделю. И у меня получится ровным счётом один миллион семьсот шестьдесят тысяч бутылей.
Второй вопрос. За сколько четвертных бутылей обещался заплатить Куница? Не отвечай, — оборвала она Машу. — Сама знаю — за двести одиннадцать тысяч.
Третий вопрос. А кто заплатит нам за остальные полтора миллиона четвертных бутылей?
— Не улавливаю ход твоих витиеватых мыслей.
— Зри в корень, как говорит мой муж.
Белла, как-то сразу вдруг сникла, и уже усталым, тусклым голосом проговорила, тяжело откинувшись на спинку кресла.
— Ты спрашивала, при чём здесь местная и твоя земная десятеричная системы? Отвечаю.
В нашей системе мер и весов. В нашей, — ядовитым голосом выделила она, глядя Маше прямо в глаза. — Четверть — это четвёртая часть от ведра, объёмом в двенадцать литров. Так что четверть — это три литра, а не двадцать пять, как ты привычно для себя посчитала. Четверть не от ста, а от двенадцати.
Двадцать пять литров здесь — корчага.
По мере её рассказа лицо Маши медленно наливалось нехорошей, синюшной белизной. До неё постепенно начинало доходить какой ямы им просто чудом удалось избежать.
— Было хоть одно упоминание в нашем договоре с Куницей о корчагах? — замолчала на несколько мгновений Белла. — Нет! Не отвечай! — резко оборвала она попытавшуюся что-то сказать Машу. — Мы вместе с тобой вели тот разговор и ни разу это слово не было произнесено. Я прекрасно этот момент помню.
А раз нет, то согласно условиям договора, весь спирт мы должны будем поставить в четвертных бутылях. Весь! В четвертных бутылях! Из которых Куница оплачивает только двести одиннадцать тысяч двести штук! А вот остальные полтора миллиона штук он НЕ ОПЛАЧИВАЕТ. Об их оплате не было разговора вообще. Остальные полтора миллиона МЫ ЕМУ ДАРИМ!