Он провозился до глубокой ночи. Приходил Андрей – ставил чайник, относил Свете еду, сказал: «Привет». Ира заглянула уже в халате, ей очень хотелось договорить – подвернулся Фонарев.
– Я тебя прошу, хватит, ну хватит нам грибов!! – В голосе мамино железо, уже чистое, без примесей.
Виктория Михайловна была другого мнения. Утром, складывая готовый ценный продукт в синюю наволочку, нацепляя пухлую наволочку на безмен, она успокоила:
– Иру, что ли, не знаешь... Вчера сказала, сегодня забыла. Езжай. Год хоть и не грибной, но в таких местах, как Симакино... Да и деньков-то тебе осталось...
Вечером, подъезжая в поезде к городу, он принял решение домой грибы не везти: может кончиться истерикой, Ира под горячую руку возьмет да и выкинет все, в придачу и наволочку, и колпаки,– он представил, как легко, бесшумно проскальзывают они в унитаз. Мишка с Ольгой были в Юрмале, а то отвез бы им.
Он притащился в зал ожидания, сел, аккуратно поставил корзину между ног, прикрыл газетой. Была половина девятого, скоротать предстояло часа три. Рядом освободилось место; он переставил корзину на скамью, подложил свою вязаную шапочку с помпоном, примерился щекой – нормально, взглянул, не примялись ли грибы, снова прилег, немного поерзал, уснул.
Проснулся в начале двенадцатого, приладил поудобнее ремень и, не торопясь, чтобы подрастянуть час езды, поволок корзину в метро.
Его расчет оправдался. У Иры и Виктории Михайловны было темно, только у Андрея горел ночник. Он решил нигде не зажигать свет, осторожно снял обувь, в носках прошел на кухню, вставив бумажный пыж, плотно прикрыл дверь, включил духовку, расстелил на полу газету и придвинул ее поближе к короткому красноватому свету домашнего очага, расставил корзину, миски, приготовил шампуры, после чего сел по-турецки и принялся за грибы.