Марья с удивлением взглянула на Клавдию.
— Верно, женщины! Подсадить бы хорошо. Внизу-то она вон заросла. Земля влажная, рыхлая, примется на сто процентов.
— Что с нее толку! — проворчала Зинаида. — Прорываем же, которую послабже. Пока она силу наберет.
— Ясно, не такая будет, а все двести-триста граммов — давай сюда. А подсчитайте, сколько у нас погонных метров. То-то и оно!
Когда Марья ушла, женщины зашумели. Охота ли возвращаться к уже обработанному полю!
— Пускай кому больше всех надо, тот и подсаживает, — проговорила Дарья и, резко повернувшись, зашагала прочь. За ней потянулись и другие, каждая на свой участок.
— Ну, ладно. Работайте там. А мы с Клавдией будем подсаживать, — решила Ольга.
Клавдия готова была разорвать себя на куски. И баб обозлила и самой хоть разорвись. Ольга проворно бежала вниз, приносила растения, подсаживала их и снова бежала. Мечется как белка в колесе. А за ней еле поспевает Клавдия.
Женщины сначала встречали Клавдию недружелюбным взглядом, а потом Зинаида не то с упреком, не то с сожалением сказала:
— Надо же! Сама на себя мороку накликала.
Клавдия промолчала.
Солнце припекало все сильнее. В такой день тяпка что гиря. То и дело кто-нибудь присаживается отдохнуть. Наконец Ольга не выдержала:
— Чего прохлаждаетесь? И так все утро из-за дождя просидели, как курицы на насесте.
Дарья огрызнулась:
— Ты лучше скажи, где кассирша прохлаждается?
— Они сроду на посуле, как на стуле, — прохрипела Зинаида.
— А я заверяю: деньги сегодня получите, — упрямо возразила Ольга.
Но от Клавдии не укрылось, что звеньевая все чаще и чаще с беспокойством поглядывала на дорогу. Когда солнце уже стало погружаться в алую заводь закатных облаков, Ольга крикнула:
— Бабоньки, кончай ночевать — розовый цвет на подходе!
Розовым цветом в колхозе прозвали горбатенькую кассиршу Ксению за ее пристрастие к этому цвету.
Побросав тяпки, перебрасываясь шутками, женщины направились к дороге.
Подошла Ксения, некрасивая девушка с тщедушным телом и лицом луковичкой. Но ее яркие, с нежно-голубым белком глаза удивительно красивы. На Ксении розовая кофточка, голова повязана розовой косынкой.
Кассирша села на предупредительно разостланную кем-то жакетку, аккуратно расправив складки на юбке. Потом положила на колени портфель и тоненьким голоском сообщила:
— Получайте трудовые денежки!
Клавдии получать еще нечего, но ее разбирало любопытство — сколько же другие заработали. Спросить у Ольги вроде неловко. Подошла к Полине.
— Ну как, хватит ребятишкам на молочишко?
— Хватит. Куплю ребятишкам ботинки с галошами, — проговорила она, увязывая деньги в платок и пряча их за пазуху. — Да надо бы Сергуньке дать тридцать, а то и полсотни. На мотоцикл копит.
У Полины пятеро детей и мать, а кормильцев двое — она и старший сын.
— Подождет твой Сергунька с мотоциклом, — сказала Клавдия.
— Нет, я уже обещала. Он прошлую осень на уборочной заработал и все мне отдал. Нынче вон на тракториста выучился.
— Должен сознавать, сперва пусть тебе поможет, — поучала Клавдия. — Откуда тебе взять, когда большая семья, а зарабатываешь гроши.
— Для тебя, может, двести пятьдесят рублей и гроши, а для меня деньги, — с обидой проговорила Полина.
— Постой, да ты сколько получила?
Полина пожала плечами:
— Говорю же, две с половиной сотни.
«Это, должно быть, Марья пожалела Полину и выписала ей побольше аванс», — решила Клавдия. Ей не терпелось узнать: а как же остальные? Подошла к Ксении, заглянула в ведомость. Нет. И Зинаиде столько же начислили. Что же это такое? Бывало, раньше начислить-то начисляли, а чуть ли не все удерживали.
Ксения отсчитывала двадцатипятирублевки Зинаиде. Клавдия про себя повторяла: восемь, девять, десять. Так и есть. Точно — двести пятьдесят. Вон и Дарья две с половиной сотни получила.
Дарья бережно завертывала деньги в косынку.
— Вот получила и не верю. Неужто всегда так будет? — Ее рябоватое лицо расплылось в улыбке.
— Всегда! — весело и решительно произнесла Ольга и, заметив недоумение на лице Клавдии, истолковала его по-другому. — Ты что смотришь? Тебя в этой ведомости нет. Получают за бурак на лугу. А уж за это поле и тебе начислят.
— Да я так… — пробормотала Клавдия.
— Ну, за так у нас теперь не работают. Не то время. Поняла?
С поля шли вместе. Шли и пели, как девчата, веселые припевки. Пела со всеми и Клавдия.
Гомоня и хлопая крыльями, укладывались на ночь в березовом околке грачи. В задремавшем прудке отражался бледный двурогий месяц.