В выемке на асфальте скопилась вода. Ярко-синее небо и ослепительные маленькие солнца отражались в многочисленных лужицах. В одну из луж с размаху влетел воробей, затрепыхал крыльями, окунулся и взлетел на ветку тополя. Ветка качнулась. Несколько тяжелых капель упало на шляпу Зиновия Николаевича. Он недовольно поморщился.
Он не видел ни воробья, ни девчонки с глазами-незабудками, ни живых незабудок, ни маленьких солнц, он не видел и большого ослепительного солнца, показавшегося из-за курчавых облаков.
Он шел спокойным, размеренным шагом. Два шага — вдох, три шага — выдох. Дыхательная гимнастика делает прогулку лечебной.
Время прогулки рассчитано так, чтобы прийти на завод за десять минут до гудка и сесть за свой письменный стол главбуха.
Лицо Зиновия Николаевича напоминало маску, которой придали однажды выражение вежливого равнодушия. Умение не показывать свое настроение — признак прекрасно воспитанного человека.
Но в душе он негодовал. Абсолютное отсутствие чувства благодарности!
Почему я должен подвергать себя неудобствам? Неужели только потому, что у меня есть сервиз и благоустроенная квартира. Как это глупо! И еще она смеет говорить мне, что я угнетаю мать. Кто освободил Софью от обязанностей зарабатывать на жизнь? Если бы не я, ей до сих пор пришлось бы обучать оболтусов. Сельская учительница! Экая карьера! В перспективе — старая дева, синий чулок. Очень заманчиво. Она должна быть счастлива тем, что у нее есть муж, за которым она может ухаживать. Лишить ее этой возможности — значит лишить счастья. И вот — награда… Кажется, я волнуюсь. Еще не хватало, чтобы слова неблагодарной девчонки повлияли на мое сердце. Похоже, что у меня начинается сердцебиение…
Сегодня все, словно нарочно, складывалось так, чтобы раздражать Зиновия Николаевича.
За стеклянной перегородкой, отделявшей его кабинет от бухгалтерии, раздавались громкие голоса. Зиновий Николаевич не выносил шума. Он любил повторять: «Тишина — это первое условие для продуктивности в работе».
У него в бухгалтерии всегда прежде было тихо. Сотрудников он выбирал сам: пожилых женщин с приличным стажем работы, добросовестных, хорошо знающих Свое дело. Но в январе заболела одна из сотрудниц. И он взял в бухгалтерию эту легкомысленную девицу. Он давно бы ее уволил, но за нее горой вставал комитет комсомола.
Больше всего раздражали постоянные телефонные звонки. Почему-то Майя — так звали легкомысленную девицу — вечно всем нужна.
Казалось, она нарочно громко смеется, чтобы досадить ему. Однажды он в этом убедился. Видимо, старший бухгалтер Александра Михайловна сделала ей замечание, и Майя громко, специально, конечно, для него, сказала: «Ни фига я его не боюсь, — и еще раз повторила: — Ни фига».
С этого момента он почувствовал, что ненавидит эту девицу и уже не может больше не замечать ее.
И вот сейчас он невольно поймал себя на том, что прислушивается к ее голосу. С раздражением придвинул папку с бумагами. Но его все время отвлекали от дел. Сначала Майя долго по телефону с кем-то договаривалась о каких-то соревнованиях. Звучный веселый голос напоминал голос дочери. Потом позвонили из завкома и долго выговаривали. Неудобно получается: работница ушла в декретный отпуск, а по больничному ей до сих пор не оплатили. И, наконец, когда он углубился в чтение бумаг, вошла Ксения Ивановна; лицо ее было заплакано. Дрожащим голосом она проговорила:
— Зиновий Николаевич, очень прошу вас. У моей приятельницы умер единственный сын. Такое несчастье… — Ксения Ивановна тихонько всхлипнула.
Зиновий Николаевич забарабанил пальцами по столу. Ксения Ивановна торопливо сказала:
— Вот я прошу вас. Очень прошу. В два часа похороны. Разрешите мне сейчас пойти… Надо ей помочь… она совсем одна…
Зиновий Николаевич положил руку на бумаги с надписями «Глав. бух.» на уголках и, глядя поверх головы женщины, произнес:
— Каждый день кто-нибудь умирает. Это не значит, что мы имеем право не работать. Не забывайте, у нас с вами баланс.
— Зиновий Николаевич, но это моя лучшая подруга детства. У нее единственный сын… Такое несчастье. Прошу вас… — Она прижала платок к губам.
— Ксения Ивановна, повторяю, мы не имеем права забывать о твердом распорядке рабочего дня. И мне, поверьте, крайне неудобно напоминать вам об этом. Сыну вашей подруги уже ничем не поможешь. Проявите больше чуткости и заботы о живых. Не задержите ведомости на зарплату рабочим. Это наш служебный и, если хотите, общественный долг.