Что касается ценности этих чертежей, то она показалась мне довольно значительной, сделаны они были, видимо, опытной рукой, судя по тому, что при всем их множестве никакого совершенствования я не заметил: оно произошло во времена более ранние, и эти чертежи оказались его плодом. Линии были проведены чисто, уверенно, так называемая линейная перспектива была, насколько я мог судить, — ведь подвергнуть ее математической проверке возможности не было — верной, чертежник прекрасно знал фактуру карандаша и умело пользовался его небольшими возможностями, поэтому каждый предмет отчетливо отделялся от своего окружения. Гам, где краска приближалась к действительному цвету, она была нанесена с объективностью и чувством меры, что, как я знал по опыту, трудно выполнить так, чтобы вещи выглядели натурально, а не как раскрашенная картинка. Это особенно касается предметов менее определенных цветов, таких, как камни, кладка из них и тому подобное, а с предметами, четко окрашенными, такими, как цветы, бабочки, даже иные птицы, дело обстоит проще.
При просмотре этих чертежей я заметил одну особенность. В архитектурных украшениях, заимствованных у творений природы, растений и даже животных, встречались существенные ошибки, даже нелепости, каких не допустит и новичок, если хорошенько рассмотрит растение. А в таких же точно украшениях на других зданиях, на других чертежах, этих ошибок не было, украшения были исполнены верно по отношению к их образцам в природе. Занимаясь рисованием, я часто разглядывал картины моего отца, и в них, даже в таких, которые он считал превосходными, находил подобного рода ошибки. Поскольку картины отца были старинные, а эти чертежи изображали опять-таки старинные здания, я решил, что передо мной зарисовки подлинных построек, что ошибки в украшениях на чертежах — это ошибки в подлинных украшениях зданий и что украшения, изображенные на чертежах без погрешностей, не имели погрешностей и в подлинниках. Это обстоятельство повысило в моих глазах ценность чертежей, потому что как раз и доказывало большую их точность.
При осмотре этих чертежей мне пришла в голову одна своеобразная мысль. Никогда я не видел дотоле такого множества архитектурных зарисовок, поскольку сами произведения архитектуры предметами моего внимания никогда не были. Когда я увидел всю эту череду орнаментальных листьев, изгибов, зубцов, извилин, завитков, они мне показались как бы творениями природы, наподобие растительного царства с соответствующим ему миром животных. Мне подумалось, что их можно сделать точно таким же предметом наблюдения и исследования, как настоящие растения и прочие творения земли, хотя в данном случае это всего лишь мир камня. Я никогда не задумывался об этом, хотя не раз, глядя на церковь или иное здание, замечал какой-нибудь каменный стебель, или розу, или острые травинки, или стержень колонны, или решетку двери. Я решил, что надо будет присмотреться к таким вещам внимательнее.
— Все эти чертежи — зарисовки зданий, действительно имеющихся в нашей стране, — сказал мой провожатый. — Мы собрали их постепенно. Не пропущено ни одно, красивое либо целиком, либо чем-то. И у нас в стране, как и повсюду, случалось, что к старинным церквам или к другим незавершенным зданиям пристраивали новые части в совсем другой манере, отчего возникал разнобой в стиле построек, среди которых есть и красивые, и безобразные. Местных церквей, выстроенных в наше время в разных местах, мы в это собрание не включили.
— Кто же изготовил эти чертежи? — спросил я.
— Чертежник стоит перед вами, — сказал мой провожатый, указывая на молодого человека.
Я посмотрел на него, и он чуть покраснел.
— Мастер объезжал страну часть за частью, — продолжал мой гостеприимец, — и зарисовывал постройки, которые ему нравились. Эти зарисовки он привез в своем альбоме домой и потом сделал все набело на отдельных листах. Кроме зарисовок зданий, у нас есть и зарисовки их внутреннего убранства. Будьте любезны, покажите и эту папку, Ойстах.
Молодой человек сложил папку, которую мы просмотрели, и убрал ее в ящик. Потом извлек из другого ящика другую папку и положил ее передо мной со словами:
— Здесь церковная утварь.