Вирджиния растерялась – она почувствовала себя бессильной, она не смела взглянуть дочери в глаза. Подобное ощущение посещало ее столь редко, что она принялась тянуть время, поправляя розы в граненой хрустальной вазе на туалетном столике. Кэндас следила за ней и… молчала.
– Где Мардж? – спросила наконец Вирджиния, все еще пытаясь выиграть время.
– В комнате для гостей. Готовит доклад по литературе – по крайней мере, она так сказала, – сообщила девушка.
– Значит, я увижусь с ней утром, – решила Вирджиния.
– Можешь попросить у нее прощения, – подсказала Кэндас.
– Попросить прощения? – Вирджиния сделал вид, что не поняла намека.
– За то, что она чувствовала себя лишней в любовном треугольнике, – пояснила девушка.
– Она так сказала? – удивилась Вирджиния.
– Она ничего не сказала. Но это очевидно, – заявила Кэндас.
Вирджиния опустилась в обитое голубым шелком кресло, стоявшее у окна. Отсюда была видна крыша гостевого коттеджа, серебристая и таинственная в лунном свете. Чем сейчас занимается Болтон? Думает ли он о ней, как она сейчас думает о нем? Хочет ли он ее, как она хочет его? Будет ли он всегда хотеть ее, как она всегда будет хотеть его?
Кэндас метнулась к кровати и дернула покрывало.
– Ты даже не можешь поговорить со мной, не высматривая его в окне, – со злостью заговорила она.
– Кэндас, я не собираюсь извиняться ни перед Мардж, ни перед тобой. Я не совершила ничего плохого, – тихо произнесла Вирджиния.
– Ничего плохого! Побойся Бога, мама. Только потому, что ты известная писательница, ты считаешь, что можешь нарушать правила? – в сердцах воскликнула девушка.
– Чьи правила, Кэндас? – спросила Вирджиния миролюбивым тоном.
Готовый было сорваться с губ Кэндас резкий ответ так и остался не высказанным. Она была умна и независима. Вирджиния развивала ее ум и поощряла свободу мнений.
– Тише, мама, успокойся, – недовольно заговорила Кэндас.
– Это не игра, Кэндас. Это чрезвычайно важный разговор для нас обеих, – Вирджиния не собиралась сдаваться.
– Нет, это не разговор. Это нотация, ты отчитываешь меня, как маленькую, за плохое поведение, – съязвила девушка.
– Называй, как хочешь. Я собираюсь высказать все, что думаю. – Вирджиния была непреклонна.
– Как я могу тебе запретить – ты всегда высказываешься, – буркнула Кэндас.
– Как и ты… благодарение Богу, – улыбнулась Вирджиния.
На губах Кэндас появилось ответное подобие улыбки. Помимо ума и независимости, Вирджиния ценила в Кэндас чувство юмора и стремление уладить взаимные недопонимания.
– Все в порядке, мама. Я приняла все слишком близко к сердцу. – Скрестив ноги, Кэндас устроилась на своей кровати. – Если ты однажды публично опростоволосилась, то это еще не конец света. Это я переживу. Но я не вынесу, если ты объявишь мне, что любишь его и собираешься за него замуж. – Она изучающе посмотрела на Вирджинию. – Ты ведь не скажешь мне этого, мама?
Неужели все было столь прозрачно? Вирджиния так увлеклась чувствами, которые пробудил в ней Болтон, что совершенно упустила из виду, какой странной парой выглядели они в глазах ее собственной дочери… и всего остального света.
Вирджиния была не из тех женщин, которые делают что-либо наполовину. Раз уж она позволила себе завязать отношения с мужчиной, она ничего не скрывала, давая выход своим эмоциям.
И все же влюбиться – это одно, а выйти замуж – существенно другое. Брак для Вирджинии никогда не являлся венцом любовных отношений.
– Ведь не скажешь? – повторила Кэндас.
– Я не собираюсь тебе лгать, Кэндас. Да, я влюблена в Болтона Грея Вульфа… – призналась Вирджиния, и Кэндас тяжело вздохнула. – Но это все. Может, я и дура, но не окончательная.
– Мама, да он ведь просто охотится за твоими деньгами, – с укоризной проговорила Кэндас.
– Это неправда! Я не хочу, чтобы ты отзывалась так о человеке, которого почти не знаешь, – защищала Болтона Вирджиния.
– А что ты о нем знаешь, мама?… Кроме того, что на поверхности, разумеется, – заметила девушка.