Он изливал свою душу в потоке древних слов – слов поэзии и страсти. И когда эта утонченная пытка стала невыносимой, он распростер ее на одеяле и вошел в нее.
– Подобно дождю, насыщающему землю, я пролью в тебя свое семя, орошу тебя своей влагой, пропитаю своей водой так, что при каждом шаге, при каждом движении, при каждом вздохе ты будешь знать, что я наполнил тебя.
Он медленно отстранился от нее, а она просила:
– Пожалуйста, Болтон… Пожалуйста…
– Здесь, в горах, я укрыл тебя своим одеялом, отдал тебе свое семя, и ты будешь моей, Вирджиния, только моей, теперь и навсегда, – говорил он.
– Да, – прошептала она. – Да, да, да.
Она почти потеряла голову. В эти мгновения она не желала никаких слов; она желала лишь чувствовать его в себе, раствориться в нем и позволить ему увлечь ее в это пьянящее, волшебное путешествие к звездам.
– Ты моя, Вирджиния, моя, – шептал он.
Их путешествие затянулось далеко за полночь, а когда оно закончилось, Болтон завернул Вирджинию в одеяло и внес в вигвам.
Вирджиния мгновенно уснула. Когда она проснулась, Болтон сидел, скрестив ноги, на одеяле и наблюдал за ней.
– Ты хорошо спала, Вирджиния? – спросил он.
– Я даже не пошевелилась. – Она зевнула и потянулась. – Должно быть, это горный воздух. Нужно запечатать его в бутылки и взять домой.
– Может, дело в чем-то большем, чем горный воздух? – вслух рассуждал он.
Он смеялся, и она засмеялась вместе с ним.
Да, дело было в чем-то большем, чем горный воздух. Ощущением покоя, удовлетворения и абсолютной правильности всего происходящего она была обязана Болтону. Вокруг них перекликались птицы, и ветер пел нежную утреннюю песню. Но внутри них звучала другая мелодия. Вирджиниия знала имя музыканта и название песни – это ее сердце пело о любви.
– Не хочешь заняться ловлей завтрака? – предложил он.
– Ловлей завтрака? – удивилась она.
– Ловлей рыбы, Вирджиния, – объяснил он.
Она захлопала в ладоши.
– Я не удила рыбу с… Впрочем, слишком долго вспоминать, – проговорила она.
Ручей был кристально чистым, и они все утро, смеясь, закидывали удочки.
– Ты уверен, что рыбы в курсе своей миссии? – поинтересовалась она.
– Может, они что-то не так поняли? – пошутил он. – Может, они решили, что я имел в виду обед?
– Или ужин, – добавила она.
– Куда подевалась твоя вера в мои способности? – изображая обиду, произнес Болтон.
– Только не на конце моей удочки, уверяю тебя, – рассмеялась Вирджиния.
Она показала ему запутавшуюся леску – лишь самая ответственная рыба могла на такую попасться.
Болтон распутал леску, показал, как забрасывать удочку, и с первой же попытки у Вирджинии клюнуло. С помощью Болтона она смотала леску на катушку.
– Какая красивая, – изумилась она, рассматривая рыбу.
– Наш завтрак, – обрадовался он. – Мы очистим ее и зажарим на костре. – Он вытащил из-за пояса внушительных размеров нож.
– Ты собираешься поступить так с моей рыбой? – поразилась она.
– Разве ты не любишь рыбу? – спросил Болтон.
– Люблю, но я никогда ее не убивала. – Она потрогала сверкающую чешую. – Бедная Эрнестина.
– Эрнестина? – удивился Болтон.
– Да. Ее зовут Эрнестина, и, возможно, невдалеке отсюда живет ее семья, – сообщила Вирджиния серьезным тоном.
Болтон снял с крючка рыбу, погрузил ее в воду и отпустил.
– Прощай, Эрнестина, – проговорил он. – Плыви к своей семье.
Махнув хвостом, Эрнестина исчезла. Если бы у Вирджинии и были сомнения относительно ее любви к Болтону, сейчас от них не осталось и следа.
Распрямившись и увидев в ее глазах слезы, он нежно утер их.
– Не плачь. С ней все будет в порядке, – сказал он.
– Я плачу не из-за нее, а потому что это был самый добрый и сентиментальный поступок из всех, что мне довелось наблюдать в жизни. Ты действительно самый замечательный мужчина, которого я когда-либо знала, Болтон Грей Вульф.
И хотя она не произнесла заветных трех слов, все же это было почти то же самое. Болтона переполнила радость – он чувствовал себя победителем.
– Ты так сказала, чтобы я поделился с тобой своей шоколадкой. – Он достал из кармана плитку и разломил ее пополам.
– Ты всегда ее носишь с собой? – поинтересовалась она.
– Да. Я всегда ко всему готов. – Он достал из рюкзака одеяло и расстелил его рядом с ручьем. – Сейчас грянет оркестр, а у нас лучшие места в театре.
Наслаждаясь музыкой птиц и незамысловатой мелодией ручья, они поделились завтраком, а затем занялись собой. Позже Вирджиния лежала, положив голову ему на грудь, и глядела на качающиеся над ними ветки.