В комнате вдруг появился призрак смерти. Вирджиния подошла к пианино и схватила хрустальную вазу.
– Черт возьми, я не собираюсь умирать! Не собираюсь! – воскликнула она.
Вирджиния швырнула вазу в камин и, внезапно обессилев, опустилась на пол посреди осколков.
Совсем недавно Болтон ласкал ее груди в утреннем свете солнца.
– Как чудесно, – шептал он.
Затем он сосал их по очереди, забрав соски глубоко в рот, – соски были розовые, твердые и безупречные.
Неужели это происходило сегодня утром? А кажется, тысячу лет назад.
Кому понадобится женщина, у которой не будет половины груди? И это еще не худший вариант. Что если опухоль окажется злокачественной, и придется делать радикальную мастэктомию? Кому понадобится женщина с одной грудью? Кому понадобится женщина, собирающаяся умереть?
Слезы покатились по ее щекам, потекли к уголкам рта, но она даже не чувствовала их соленого вкуса.
– Что если они мне отрежут всю грудь? – Вирджиния пустыми глазами смотрела на подругу. – Пожалуйста, не позволяй им этого делать.
– Не позволю, обещаю, не позволю, – проговорила упавшая духом Джейн.
Они сидели на полу посреди осколков хрустальной вазы, обнявшись, и плакали – лучшие подруги, до этого никогда не лгавшие друг другу.
15
Келли спала на диване Болтона, а сам он вообще не стал ложиться. Он разглядывал фотографии Вирджинии, пока не испугался за свой рассудок. Кликнув собаку, он вскочил на лошадь и помчался верхом по знакомым тропкам. Вымотанный до предела, едва держась на ногах, он вернулся в дом и заварил себе крепкий кофе.
В Аризоне небо еще только слегка порозовело, когда в Миссисипи уже наступило утро. Интересно, проснулась ли Вирджиния? Он не хотел будить ее, но и не хотел дожидаться, пока она уйдет. Она была ранней пташкой – иногда седлала арабского жеребца и отправлялась на прогулку верхом, едва забрезжил рассвет, иногда выходила из дому, чтобы полюбоваться восходом солнца над озером. Если она действительно собралась сбежать ото всех, то, скорей всего, собрала еду для пикника, прихватила портативный компьютер и отправилась на свое излюбленное место в лесу.
Болтон всегда прекрасно справлялся со своей работой, а в последний раз он должен был взять интервью у популярной писательницы Вирджинии Хэйвен. Вероятно, теперь он знал о ней больше, чем ее бывший муж.
Он снял телефонную трубку и набрал номер. И снова услышал ее голос, записанный на автоответчике.
– Вирджиния… если ты там, сними, пожалуйста, трубку… Поговори со мной, Вирджиния… объясни, что случилось… – в отчаянии умолял Болтон, уже зная, что ответа не будет.
Вирджиния сидела на краешке кровати, обхватив колени руками, и слушала его голос. Вряд ли ей удастся заснуть – нервы у нее были на пределе. Она страстно желала снять телефонную трубку, желала выплакаться на его плече.
– О, Болтон, – шептала она. – Не поступай так со мной.
– Я знаю, что ты меня любишь, Вирджиния. Зачем ты сбежала? – раздавался его голос, воспроизводимый автоответчиком.
Сжав руки в кулаки, она еще крепче обхватила колени.
– Да, – прошептала она, – я люблю тебя, Болтон.
– Ты дома?.. Не поступай так с нами, – говорил дорогой голос.
Она с силой зажмурила глаза и начала раскачиваться взад и вперед, в отчаянии шепча:
– О… Боже… я люблю тебя…
– Я не поверил твоей записке, Вирджиния… Всегда есть выбор… Я…
В автоответчике раздался гудок, оборвавший Болтона в середине фразы. Что он собирался сказать? «Я»… что? Рассержен? Расстроен? Приеду?
На одно безумное мгновение она представила себе, что он снова приедет, и все будет в точности так, как и раньше. Они будут скакать верхом по лесам, безумствовать на кухне и крепко прижиматься друг к другу в постели. Время остановится. Исчезнут «вчера» и «завтра» – останется только «сейчас».
Телефон зазвонил снова.
– Вирджиния, я не позволю, чтобы все так закончилось. Я приеду и не покину тебя до тех пор, пока не получу ответы на все вопросы, – прозвучало по автоответчику.
Послышался щелчок – на том конце повесили трубку. Болтон всегда выполнял обещания. Он приедет в Миссисипи. Но все будет совсем не так, как в первый раз. Вместо преуспевающей, полной жизни женщины, он обнаружит полнейшую развалину. Она уже почти лишилась груди, присутствия духа, самой жизни. Даже ее карьера была под вопросом. Какой здравомыслящий издатель рискнет поставить свою подпись под контрактом на несколько книг, если не будет уверен, что хоть одна из них будет написана?