Рак. Это слово буквально приковало Болтона к креслу – он не мог даже пошевелиться. Сможет ли он сразиться со столь коварным врагом?
– Нет, – отрезал он, отрицая этим коротким словом саму возможность потерять женщину, которую искал всю свою жизнь. Судьба не может быть к нему столь жестокой.
Первым ощущением Вирджинии стал пробиравший ее озноб.
– Мне холодно, – прошептала она, не в состоянии поднять вверх пудовые веки и открыть глаза..
Кто-то осторожно укрыл ее теплым одеялом, натянув его под самый подбородок.
– Так лучше? – спросили тихо.
Голос был мужским – глубоким и музыкальным. «Совсем как у Болтона, – подумала она. – Совсем, совсем как у Болтона».
– Хм-мм, – пробормотала она, сворачиваясь под одеялом. – Намного.
– Тебе еще что-нибудь нужно? – спросил тот же голос.
«Болтон. Мне нужен Болтон». – Она действительно произнесла эти слова? Или только подумала?
Ее руку накрыла большая теплая ладонь. Такая успокаивающая. Такая сильная.
Когда она проснется, то поблагодарит доктора Мейсона за его доброту… если она когда-нибудь проснется.
Она ощутила эту ладонь у себя на лбу – теплая ладонь гладила ее по голове, успокаивала.
– Я устала, – прошептала она.
– Отдыхай, моя любовь, просто отдыхай, – прошептал знакомый голос.
Почему доктор Мейсон называет ее своей любовью? Или она видит сон? Сейчас он ласкал ее щеки и тихо разговаривал на непонятном, но красивом языке. Она чувствовала себя так, будто находилась вместе с Болтоном на вершине горы, лежала на его разноцветном одеяле и вслушивалась в звук его голоса. Если это сон, то ей незачем просыпаться.
Послышался звук струящейся воды. Может, это горный ручей, куда Болтон выпустил ее рыбу Эрнестину?
Нет, здесь что-то не так. Она покинула горы. Она никогда не увидит его снова. Слезы обожгли ей лицо.
– Не плачь, Вирджиния. Я здесь, – произнес тот же голос.
Доктор Мейсон нежно вытер ей щеки. В благодарность за его доброту ей придется пригласить его вместе с женой к себе на обед.
– Мама… Ты меня слышишь? – Кэндас нуждается в ней, но сейчас ей едва хватает сил на себя. – Как ты себя чувствуешь, мама? Тебе больно?
Почему ее дочь задает такие вопросы? Почему ей должно быть больно? Она медленно перенеслась назад на вершину горы, к ручью, где звук журчащей по камням воды сливался с шелестом ветра в кронах деревьев, убаюкивая ее и даря ей такое ощущение покоя, какого она давно не испытывала. Издалека до нее доносились приглушенные голоса – утешающие заверения Джейн и взволнованные вопросы Кэндас.
Вирджиния продолжала черпать силы из крупной, теплой руки – этого источника спокойствия и силы.
– Вирджиния, открой глаза и посмотри на меня. – Отрывистый мужской голос. Доктор Мейсон. Почему он так резок? Она предпочитала, чтобы он был с ней по-прежнему нежен и не проявлял назойливости, мешая ей отдыхать.
– Ну же, Вирджиния. Пора просыпаться. Ты должна проснуться, – требовал голос.
Веки были слишком тяжелыми и неподатливыми, к тому же пришлось бороться с желанием спать. Она медленно и с большим трудом раскрыла глаза.
Прямо напротив она увидела лицо – такое знакомое и дорогое – и решила было, что это ее воображение сыграло с ней шутку. Затем она увидела, как он улыбнулся… и ее сердце разлетелось на тысячу кусочков.
– Здравствуй, Вирджиния, – опять послышался знакомый голос.
– Болтон… – прошептала она.
Все вдруг заговорили разом – Кэндас, Джейн, доктор Мейсон, – но единственный, кого она видела, был Болтон Грей Вульф, единственный, кого она слышала, был ее любимый воин из племени апачей.
Склонившись над ней, он нежно поцеловал ее в губы.
– Не говори ничего, и даже ничего не думай, Вирджиния. Просто знай, что я здесь, и что я люблю тебя, – с улыбкой сказал он.
Болтон ей не привиделся. Он держал ее за руку, говорил ей ласковые слова, облегчал ее боль своими поцелуями.
Внезапно она ощутила плотную повязку, сковывающую ей грудь, боль и непреодолимое чувство потери. Она собиралась что-то возразить, но он успокоил ее своим поцелуем.
– Позже, Вирджиния, – шепнул он. – У нас еще будет время поговорить.
Затем он вышел из палаты, великолепный мужчина, излучающий силу и жизненную энергию, мужчина, ставший теперь недосягаемым для нее. Но впереди ее ждет слишком много дней одиночества, чтобы думать об этом сейчас, когда всю свою силу и волю она должна отдать борьбе с ненавистным врагом, пожирающим ее тело.