— Штык, назад, мерзавец! — крикнул он полным голосом.— Поди ко мне!
Из густого олешника выскочил ошалевший пес и кинулся к хозяину. Он был весь мокрый от росы.
За сосною ровным скатом сыростью пахнул овраг. Галдин сбежал вниз и пошел вдоль тускло поблескивающего ручья. Вылетел вспугнутый бекас. Невозмутимая тишь ночи ничем не нарушалась. Вдруг за поворотом на холме сверкнул огонь. Черные тени колебались на алом зареве костра.
— Ого-го-о! — заголосил помещик.
— Ого-го-о! — ответили ему сверху.
У костра, расстелив овчины, лежали парни и девки.
— А я к вам,— сказал Галдин, присаживаясь,— завтра чуть свет во мшары пойду… Утки-то есть?
— Вестимо, есть, чего же им не быть!
Они заговорили об охоте, о сене, о лошадях, потом посмеялись над девками.
— Дуры они, леший их заешь!
Галдин разыскал Кастуську. Она чинилась что-то сегодня.
— Нам с вами не здрастватца! К барышням местечковым ступайте…
Луна всплывала все выше. Из леса дышало теплом и смолами. Фыркали встревоженные кони.
Галдин затянул песню, за ним подхватили другие. Собаки наставили уши, прислушиваясь.
— Ай, черт! — взвизгнула Кастуська.
Песня оборвалась. Перед костром стоял незнакомый человек.
— Доброе здоровье честному паньству,— проговорил он сипловатым, но веселым голосом,— низкий поклон вельможному господину, сидящему в кругу своих вассалов.
— Да то ж наш папуня,— опознал его кто-то.
— Ён же и есть,— подхватили другие.
Девки кинулись целовать ему руки; он добродушно отмахивался.
— Буде, буде.
Галдин встал, все еще недоумевая.
— Ну, станем знакомы,— сказал тот.— Ксендз из местечка, пан пробощ иначе… Вы извините, что в ваши владения забрался — при вашей матушке разрешение получил,— так по привычке… Охотничий день, сегодня-то и потянуло…
— А вы охотитесь разве?
Лицо ксендза понравилось Галдину.
«Забулдыга, видно, отчаянный»,— подумал он.
— Эге-ге, да вы и вправду меня не знаете! — засмеялся пан пробощ.— Пусть вот эта пся крев вам расскажет…
Парни засмеялись. Они стояли в стороне во все время, пока ксендз не сел.
— Вы, видно, многого чего здесь не знаете, как я погляжу, пан пулкувник! Что я пьяница, охотник и в карты играю — это вам всякий скажет, только вот я вам после другое про других еще интереснее скажу. Пьете?
Он достал большую фляжку и чарку, выпил сам, потом предложил Галдину и всем парням.
— А это девкам будет,— засмеялся он и показал им кукиш, но потом достал пригоршню карамели и бросил ее близсидящей в подол.— Вы на папуню своего не смотрите, а слушайте… Есть дурни, ктуры думают: вот ксендз пьет, почему и нам не пить? Цо? Не так думают?
Он почти выкрикнул эти последние слова, но сейчас же опять улыбнулся своей доброй и умной улыбкой и посмотрел на Галдина.
— А не заспевать ли нам что-не́будь, пан пулкувник?
Они опять затянули какую-то грустную, заунывную песню с тягучим припевом, похожим на лай: «Ой, мамуля, да, о-ой!..»
Потом завернулись в овчины и, тесно прижавшись друг к другу, заснули до раннего утра, покуда в осиннике не закуковала кукушка.
Два дня пробродил Григорий Петрович по болотам вместе с паном пробощем и вернулся домой мокрым, усталым, но довольным. Сейчас же, едва успев раздеться, он залег на кровать и уснул как убитый.
Когда он проснулся, ему подала Елена небольшой конверт.
— Стражник {41} из Теолина привез,— сказала она и глянула на барина своими испуганными глазами.
На визитной карточке стояло: «Анастасия Юрьевна фон Клабэн vous prise lui faire le plaisir de venir passer la soirée du 2/VII chez elle á 7 h. [10] P. S. Не забудьте корнета».
«Черт возьми, да ведь сегодня же второе июля»,— подумал Галдин, еще раз перечитывая карточку.
— Который же теперь час? — спросил он уже громко.
— Да скоро пять будет,— ответила Елена.— Ответ дадите?
— Ответ? Ах, да! Так ехать или не ехать? Ну, была не была, поеду! Давайте скорее одеваться.
На ходу закусив, Галдин распорядился подать ему шарабан-одиночку {42}. Он все время очень волновался и, вспомнив настоятельную просьбу Анастасии Юрьевны, захватил с собой корнет. Два дня почти забыв думать о чем либо, кроме охоты, он вдруг, неожиданно для себя, почувствовал страстное желание увидать вновь свою соседку. Это желание овладело всем его существом. И как он не подумал об этом раньше? Как хорошо, что она прислала ему эту записку. Она такая тихая, ласковая, видно, ей тяжело с мужем. Черт возьми, эти немцы — удивительно хитрый народ! Фон Клабэн не предложил даже сигары почтмейстеру — сделал вид, что не замечает его… Только зачем она пьет? Это все-таки нехорошо… Вино — слабый напиток, но все-таки… Ей нужно встряхнуться, просто встряхнуться. Лежа в своей качалке, она бог знает до чего может дойти. Почему бы ей не попробовать ездить верхом, наконец, он научит ее стрелять в цель… Она очень устала в прошлый раз, когда играла ему на рояли, а у графа стояли слезы на глазах… Она права, граф совсем не так смешон,— он просто несчастен.
10
просит доставить ей удовольствие своим посещением 2 июля в семь часов вечера (