Он не смеет выглядеть очень несчастным, — если человек не может позаботиться о себе сам, к чему тогда переходить дорогу людям, которые шагают по жизни, как по Бродвею? Если же этот человек еще способен на что-то и брюки у него выутюжены, то к нему будут благосклонны. Такой еще поднимется. Через лежачего же перешагнут. Кто лежит и над ним уже сосчитали до десяти, тот живой труп.
Если хочешь нищенствовать, вычисти ботинки до блеска и веди себя в соответствии с требованиями Бродвея.
Здесь выстаивает один такой; костюм из серого английского сукна, во рту сигара, котелок на макушке, на груди белый плакат:
Его никто не спрашивает, когда он играл на бирже, вероятно, это было очень давно. А быть может, и вовсе не было.
Он производит впечатление главным образом на людей, которые процветают. Стараясь сделать это незаметно, они суют ему в руку милостыню, эту малую жертву на алтарь легкомысленного бога американского Просперити, который может столкнуть человека в пропасть и снова вознести до небес.
Мужчина принимает деньги с выражением некоторого презрения, слегка приподнимает свой котелок и говорит:
— Благодарю. Сегодня — вы мне, завтра — я вам.
Его спрашивают:
— Джо, старина, когда вам снова улыбнется счастье?
И стоит старина Джо на углу среди волн похоти, в парфюмерном водовороте Бродвея, снисходительный, с седой, как старый снег, головой, даже несколько злорадный. Ему приятно, что подающие исчезают, чтобы уже больше никогда не появиться, а он все еще здесь. У него есть конкурент, и конкурент солидный. Бывший герой Корреджидора[10], высокий слепец с огромной немецкой овчаркой. У слепца красивое мужественное лицо. На нем хороший готовый костюм с претензией на элегантность, воротнички всегда белоснежны, и кажется, что галстуки пестрых американских расцветок он меняет ежедневно.
Слепой возбуждает участие своей военной выправкой, черными очками и даже безукоризненным белым воротничком.
И равнодушные бродвейские прохожие удовлетворенно говорят:
— Смотрите, каким Антони опять франтом!
Антони прохаживается взад и вперед, краснолицый и сытый потому, что зарабатывает он немало и его жизненный уровень высок. В одной нью-йоркской газете появилось интервью с этим бродвейским слепцом.
— Вы довольны своей профессией? — спрашивает репортер.
— Да, доволен, — отвечал незрячий ветеран, — мое предприятие приносит большой доход, и я благодарю бога за то, что он меня не оставил. Напишите, что я глубоко признателен мэру Нью-Йорка, который предоставил мне концессию на нищенство между 41-й и 58-й стрит.
-— Чего вы ждете от жизни? — спросили его далее.
— Пищи, — ответил человек.
Однажды возле него остановилась подвыпившая красавица на высоких каблуках, ее сопровождал мужчина.
— Можете обнять меня, — сказала она, — это вам вместо милостыни!
Антони улыбнулся привычной оптимистической улыбкой. У него красивые белые зубы, и он их охотно показывает.
Меховой воротник, или рассказ о свободном предпринимательстве
Бродвей заманчив, и проходит он вблизи отеля.
И я хожу на Бродвей.
На углу 13-й стрит вчера плясали трое маленьких пуэрториканцев. Их было, собственно, четверо, но четвертый не танцевал и не пел, на нем было пальто с меховым воротничком и красные полуботинки.
У остальных не было ни пальто, ни красных полуботинок; они были маленького роста, смуглые, худенькие и босые. Плясали и кувыркались они не слишком весело. Это было кричаще профессиональное, лицемерное веселье, которое не передается зрителям. Но люди, стоявшие на углу 13-й стрит вокруг пляшущих ребятишек, были довольны. Там толпились зеваки, люди мелкого пошиба, наблюдавшие за представлением не столько из интереса, сколько со злым умыслом; продувная бродвейская шатия ежеминутно разражалась громким, недобрым смехом: они смеялись над чужой убогостью.
Стояло на этом углу несколько человек и с добрыми намерениями. Они задержались здесь для того, чтобы в перерыве между двумя танцами маленьких пуэрториканцев бросить на мостовую десятицентовик. Затем они уходили на кружащийся Бродвей, довольные своим хорошим поступком.
Стоило монете звякнуть об асфальт — к ней тотчас же бежал паренек с меховым воротничком. Никто иной — только меховой воротничок с красными полуботинками. Черные босые ноги были здесь для танцев и прыжков. Девятилетний импрессарио — меховой воротничок — заботился, очевидно, лишь о финансовой стороне предприятия. Он не плясал, это был предприниматель. Он закурил даже небольшую сигару, к великой радости зевак.
10
Корреджидор — остров, принадлежащий к группе Филиппинских островов, оказавший героическое сопротивление японским войскам в 1942 году.