─ Олеся, ты даже себе не можешь представить, как нас, немцев из России, пропускали через таможню… У меня до сих пор эта мерзкая сцена стоит в глазах…
Молодая девушка на реплику симпатичного старика ничего не ответила. Она лишь повыше подняла свою голову и очень пристально уставилась на того, кто сейчас ее в прямом смысле обворожил своими воспоминаниями о прожитом. Истомин вновь продолжил:
─ До нас дошли слухи о том, что таможенники не только изымали вещи, но и отбирали документы, считая, что они принадлежали российскому государству. Я же в отличие от многих, не намеревался следовать дебильным законам…
Рассказчик внезапно чихнул, что вызвало небольшое оживление среди его слушателей. Затем он произнес:
─ Свою трудовую книжку я был вынужден положить на дно своего поношенного башмака… Свои же дипломы я держал во внутреннем кармане куртки…
Здесь Астахова не выдержала, вступила в разговор. Она на одном дыхании выпалила:
─ Ну и как, удалось Вам провести свои документы?
Истомин отреагировал на реплику молодой особы мгновенно. ─ Конечно, удалось, правда, без нервов не обошлось. ─ Астахова, жаждующая жареных фактов, широко улыбнулась и вновь уставилась на седовласого мужчину. ─ В аэропорту Пулково один сопляк после проверки моего картонного ящика, в котором были мои научные книги и небольшая папка с чертежами, попросил показать мои дипломы ─ продолжил Истомин. ─ Я решил не пасовать перед краснорожим начальником, который был чуть выше моего пупа. Я достал дипломы, а их было три и потряс ими перед самым носом таможенника. В руки ему мое «образование» не дал… ─ Затем седовласый мужчина тяжело вздохнул и еле слышно промолвил. ─ Я никогда не думал, что моя родина будет относиться ко мне как к бандиту…
После этого умозаключения рассказчик широко улыбнулся, несколько приободрился, словно полководец после выигранного им сражения. Затем окинул взглядом своих слушателей. Они были в полном напряжении. Особенно молодая блондинка, которая ловила ни только каждое слово, но и каждое движение уже немолодого рассказчика.
Истомин слегка перевел дух и вновь продолжил свой монолог.
─ Настоящая экзекуция, ─ сказал он, ─ началась для меня, как ни странно, на немецкой земле. В переселенческом лагере Брамше меня водили по кабинетам, как преступника или террориста, а, возможно, даже, как и инопланетянина. Людишки в цивильной форме одежды интересовались моей научной работой, кое-кто просматривал мои документы. Я несколько позже понял причину необычного внимания к моей персоне. Я был офицером запаса…
Седовласый мужчина повернулся в сторону Васильева, окинул его пристальным взглядом. Затем слегка почесал левое ухо и, словно прося поддержки у своего собеседника, произнес:
─ Иван Петрович, бывший вояка, подобное уже проходил. Немцы почему-то страшно боялись офицеров Советской Армии, не в почете у них и ученый мир…
Истомин тяжело вздохнул и с нескрываемым злорадством продолжил:
─ Особенно они ненавидели обществоведов, тем бедным вообще некуда было трудоустроиться. Немецким правителям подавай дурачков, бесплатную рабочую силу…
Несколько необычное сравнение Истомина оживило Васильева. Он все это время сидел неподвижно, лишь иногда в знак согласия кивал рассказчику головой. Кое-что вообще пропускал мимо ушей. При этом он то и дело бросал взгляд в сторону блондинки, внучки Владимира Астахова. Пожилой мужчина хотел, чтобы она, как можно скорее, поняла и почувствовала все прелести западного образа жизни.
Васильев слегка открыл рот и сквозь зубы процедил:
─ Ты, мой дружище, прав… Через проверочный колпак проходили все офицеры, кто в силу жизненных обстоятельств оказался в Германии. Колхозникам или дворникам сюда куда легче было попасть…
Истомин утвердительно покачал головой и вновь продолжил свой монолог:
─ Поймите меня правильно, дамы и господа… Я никогда не служил в Советской Армии, не нюхал пороху, не кушал солдатскую кашу из общего котла… У нас в университете была военная кафедра, ну а потом я своим умом и потом дослужился до капитана…
Итог довольно длительного монолога для молодой блондинки был несколько неожиданным, даже анекдотичным. Истомин слегка сжал кулаки, затем приподнял их над своей головой и с некоторым пафосом подытожил свою исповедь:
─ Я этим бумагокопателям по-немецки и по-русски сказал следующее: «Я приехал в Германию жить и работать… Бандитом я никогда не был и не буду…».
Затем он подошел к столу, взял с него небольшую стопочку водки и тут же опрокинул ее содержимое в рот. Его примеру последовал и Васильев.