Выбрать главу

«Темнели» и общеобразовательные заведения земли. Васильев тяжело вздыхал, когда в школах отменяли празднование национальных или христианских праздников. И это происходило по довольно банальной причине ─ не было немцев.

Мало того. Многие родители боялись пускать своих детей в школу. Учебно-воспитательные учреждения нередко получали письменные и телефоные угрозы, что их взорвут. Полиция не успевала на это реагировать. Повседневная жизнь страны, особенно во время проведения каких-либо общественных мероприятий, как правило, не обходилась без усиленных нарядов полиции, без бетонных заслонов. Это делалось на случай внезапной вылазки террористов или экстремистов. С каждым днем немцы теряли свои демократические завоевания, лишались всего того, ради чего работало ни одно их поколение.

Многолетнее пребывание Васильева на немецкой земле все больше и больше приводило его к одной мысли. «Интернационализм», «любовь» к беженцам и проявление других высокопарных страстей основаны на страхе жителей, в первую очередь, коренных немцев перед властью. За слово «иностранец», что считалось в этой стране оскорблением, который произносил немец, его могли выгнать с работы или из учебного заведения, поставить на особый учет или посадить за решетку…

Незаметно для себя пожилой мужчина заснул. Сказалось ни только нервное потрясение, связанное со смертью знакомого человека, но и возраст. Васильев частенько прибегал к услугам интернета. Интересовался жизнью выпускников своего военного училища. Многих уже не было в живых. Одни погибли в Афганистане или Чечне, другие покинули мир в результате естественной смерти.

Проснулся Васильев перед въездом в Штутгарт. Выйти из состояния покоя помогла ему женщина, сидевшая позади. Она настойчиво била своей ручонкой по плечу мощного мужчины, который во время сна изредка часто что-то мямлил себе под нос. Едва автобус остановился, Васильев помахал рукой своей соседке и сразу же его покинул. Каких-либо баулов у него не было. Он накинул ремень своей сумки на плечо и ускоренным шагом пошел в сторону аэропорта, к станции метрополитена.

Олеся Астахова за время отсутствия своего наставника решила сделать вылазку в город. Из дома она вышла только к обеду. До этого лежала в постели и ни о ком и ни о чем не думала. Лежала просто так, нежилась.

У женщины, вышедшей из подъезда дома, волосы были слегка растрепанные, на ногах были поношенные тапочки. Спортивные брюки были ей явно не по размеру. Одежду она взяла у Васильева напрокат. Нашла ее в шифоньере. В отличие от предыдущих визитов блондинка на этот раз избрала свободный стиль одежды. Одеваться так, как одевались «немки», после злопамятного ночного визита в Штутгарт, стало правилом для туристки из Украины.

Астахова слегка сгорбилась и неспеша двинулась в сторону остановки метро. Безразличие сидевших на скамейках павильона, к ее собственной персоне, Олесю обрадовало. Без сомнения, этому был бы рад и Васильев. Они были едины в одном ─ небрежно одетый человек менее привлекательный для зевак.

Девушка вошла в середину вагона и присела на сиденье с правой стороны по ходу поезда. Он всегда и везде старалась так делать. Считала это более безопасным, на случай какой-либо аварии или других непредвиденных обстоятельств. Затем она уставилась в окно. В отличие от большинства пассажиров, которые играли клавишами мобильных телефонов или читали газеты, у нее определенного занятия не было. Свой мобильник она оставила дома, купить свежую газету для нее было очень накладно. Газеты, не говоря уже о журналах, стоили очень дорого. Наслаждаться пробегающим городским ландшафтом Астаховой долго не пришлось. На следующей остановке вошла молодая африканка и села напротив.

Это была очень толстая женщина, черные волосы которой были сплетены в несколько десятков тонких косичек. Ее толстые губы были страшно намалеваны красной помадой. Олеся не стала впиваться глазами в физиономию пассажирки. Это было некультурно, и с другой стороны, она не хотела подвергать себя излишней опасности. Она не знала, что в голове чернокожей, которая тотчас же заявила о своем присутствии. Едва она приземлилась, как сразу же стала разговаривать на английском языке по мобильному телефону. Ее голос был настолько громкий и мощный, что пожилой немец, сидевший неподалеку, не то от испуга, не то от беспардонного поведения иностранки, ретировался прочь. Вскоре не выдержала и Астахова. Она еле слышно что-то фыркнула себе под нос и тут же покинула зону повышенного звукового давления.