— Куда, господин, направляешь свои стопы?
— В страну Рума, — ответил Бабек, — к царю, моему союзнику.
— Господин, — сказал Сахл, — царь Рума вступил в союз с тобой, когда ты был царем и имел много войска; он не сдержит своих обещаний, когда увидит твое теперешнее бедственное положение.
— Что же делать? Посоветуй.
— Доверься мне, пожалуй в мой замок; во всем округе нет замка лучше укрепленного. Я не подчиняюсь халифу, который меня даже и не знает. По договору, слуги халифа не имеют права входа ко мне. Проведи со мной зиму. Обсудим на досуге положение, решим, что дальше предпринимать. Ты можешь располагать моей душой, моим телом, всем моим имуществом, я раб твой. Все дехканы нашего района тоже твои сторонники. Мы обратимся к ним за помощью, и они будут тебе полезнее войск Рума.
Так говорил Сахл, в душе уже замышляя предательство. Громадная награда, обещанная Афшином, несомненно сыграла свою роль, но и вообще дехканы, поддерживавшие Бабека во время его могущества, теперь, когда его роль казалась сыгранной, с свойственным им двоедушием уже приспособлялись к новой обстановке и переходили на сторону победителя.
Бабек согласился на предложение Сахла и отправился к нему в замок с братом и слугой. А Сахл немедленно послал гонца предупредить Афшина, что Бабек находится у него в замке: пускай Афшин присылает отряд за «добычей». Чтоб убедиться в том, что в замке действительно Бабек, Афшин отправил человека, знавшего его в лицо Бабеку же не известного, и дал ему письмо к Сахлу. Сахл, прочитав письмо, сказал посланному: «Если Бабек увидит здесь чужого человека, он заподозрит, что против него замышляют что-то недоброе и немедленно уйдет; а я не буду в состоянии гнаться за ним; а то наложит на себя руки, и мне невозможно будет помешать ему. Вот что нужно сделать: когда он будет обедать, войди в комнату вместе с поварами и одетый, как они. Если он спросит, кто ты, я скажу, что ты служишь у меня поваром. Если тебя спросит, отвечай то же».
Так и случилось. Бабек, увидев незнакомое ему лицо, насторожился; у него зародилось подозрение, что ему грозит опасность. Он спросил хозяина, кто этот новый человек. Сахл его успокоил, рассказав целую повесть о том, как этот повар пришел из Хорасана, остался у него работать, здесь женился и имеет детей. Бабек на это ответил: «Это хорошо. Человек должен жить там, где его жена».
После обеда посланный Афшина, удостоверившись, что в замке именно Бабек, спешно вернулся к главнокомандующему и передал то, что видел. Но подозрения Бабека все ж не рассеялись. Он решил, что необходимо ему отделиться от брата, чтобы, в случае гибели, брат уцелел и мог продолжать его дело. Поэтому он сказал Сахлу: «Не оставляй здесь Абдаллу, может нам кто-нибудь готовит ловушку, и мы, оставаясь вместе, оба погибнем, а у тебя есть другой замок, отправь брата туда». Самого Сахла он, очевидно, считал выше подозрений. Сахл отправил Абдаллу в замок дехкана Исы ибн Юсуфа ибн Стефана, лежавший неподалеку от его собственного замка.
Тем временем Афшин послал два отряда по тысяче человек каждый к замку Сахла: такой страх наводил еще Бабек, даже потерявший и крепость и войско. Командирам дан был строгий приказ взять Бабека живьем. Об этом нужно было уговориться с Сахлом. Они стали лагерем километрах в шести от замка, в долине, и дали знать его хозяину. Сахл, однако, боялся предать Бабека в своем доме: кто знает, может он добьется помилования и впоследствии страшно отомстит. Надо было устроить так, чтобы он не мог догадаться, кто его предал. Из этих соображений Сахл передал командирам, что он не даст арестовать Бабека в замке. Надо это сделать на нейтральной почве. «Сидите у себя в лагере, — передавал он, — я его уговорю спуститься в долину на охоту. Тут вы его схватите, и он не догадается, что я его предал».
На следующий день он сказал Бабеку: «Я вижу, что ты в унынии, дух твой угнетен твоими неудачами. Тебе необходимо развлечься. У нас тут хорошая охота, у меня есть соколы, дрессированные пантеры и собаки. Отправимся на охоту». Бабек согласился, и они спустились с горы и под'ехали к месту, где поджидали их воины Афшина. Как только охотники приблизились, на них двинулись оба отряда.
Бабек, как только их увидел, понял, что погиб. Он выпустил сокола, которого держал в руке, а сам, сознавая, что спасенья уже нет, что бежать невозможно, слез с коня и сел на землю. Им овладела бесконечная усталость, чувство полной безнадежности, естественное в человеке, двадцать два года шедшем от удачи к удаче, избалованном счастьем, на которого вдруг один за другим обрушиваются удары судьбы. Особенно пал он духом, когда к нему подошли, схватили и связали, и он увидел, что Сахла не трогают. Он понял, что последняя его ставка, ставка на дехканов, была глубокой ошибкой, которая и погубила его. «Предатель! — воскликнул он, — за сколько динаров продал ты меня?» Немедленно один из отрядов отправился в замок Исы ибн Юсуфа и схватил Абдаллу. Обоих доставили в ставку Афшина.
Велика была радость в ставке главнокомандующего. Кончена долгая борьба, всякие подозрения о его сочувствии Бабеку отпадали сами собой, велика награда, на которую рассчитывал Афшин от халифа. Предатель Сахл был встречен им с большим почетом, он подарил ему почетный халат, венец и лошадь, которую сам подвел, держа под уздцы. Сахл был навсегда освобожден от уплаты хараджа. С этого времени начала восходить звезда дома Сахла, легендарного выходца из Палестины, давшего затем царей Армении, Абхазии и Грузии — потомков Баграта.
Казнь
Немедленно по прибытии пленных Афшин решил сообщить об этом халифу и, не ограничиваясь отправкой курьеров с донесениями, пустил с кратким извещением почтовых голубей, которых держал при ставке. Бурная радость охватила арабское население Савада. По всем городам было опубликовано известие о пленении Бабека, во всех мечетях возносились благодарственные молитвы Аллаху по поводу избавления от страшной опасности, висевшей над исламом в течение двадцати двух лет. Популярность Мотасима среди арабской буржуазии значительно поднялась. Афшин с пленными был вызван в резиденцию халифа в Сурраменра.
Медленно двигался Афшин с войсками и пленными; на каждой остановке его встречали посланные халифа и передавали ему почетные халаты и разные подарки. Наконец он прибыл в Катул, в 30 километрах от Сурраменра, у канала того же названия. Тут его встретил Гарун — сын и наследник Мотасима, принцы дома Аббаса и высшие должностные лица. Они вручили ему от халифа золотой венец, усыпанный драгоценными камнями, и массивную золотую корону, в которую были вделаны крупные изумруды и рубины; кроме того два пояса, сплошь покрытые жемчугом. Для Бабека прислали громадного серого слона, которого некогда подарил Мамуну один из царей Индии. Слон был покрыт парчей и шелковой материей зеленого и красного цветов. Прислана была и громадная бактрийская верблюдица, тоже богато убранная, а также дураа (верхняя одежда) из красной парчи, грудь которой была сплошь зашита жемчугом и драгоценными камнями, и другая, несколько меньшей ценности, и калансува (высокая шапка, какие носили халифы и высшие придворные), тоже усыпанная драгоценностями. Дураа были предназначены для Бабека и его брата. Когда начался торжественный в'езд в Сурраменра, обоих братьев облачили в эти великолепные одежды, на Бабека надели высокую шапку и посадили на слона, а Абдаллу на верблюдицу.
Бабек в жизни до тех пор не видал слонов и спросил, что это за чудовищное животное, но тем не менее храбро влез на него. Глядя на свои великолепные одежды, он иронически воскликнул: «Какая щедрость великого и могущественного царя по отношению к пленному, утратившему могущество, которому изменила судьба и покинуло счастие, затоптала злая доля, чье благополучие сменилось великой бедой».
Народ, собравшийся отовсюду, чтобы посмотреть на процессию, увидел пленного Бабека, издевательски разряженного в царские одежды.
По обе стороны пути от Катула до Сурраменра на протяжении тридцати километров была выставлена шпалерами вся армия, конница и пехота с развернутыми знаменами. Бабек на слоне и брат его на верблюдице медленно подвигались, оглядываясь направо и налево, взирая на воинство халифа в полном вооружении. Бабек от времени до времени восклицал: «Какое горе, что мне не удалось истребить всех этих собак!»