— Почему? — спросил Рами. — Звучит забавно.
— Это выгодная должность, если вы хотите путешествовать за границу на чужие деньги, — сказал Энтони. — Но академики по своей природе — одинокие, малоподвижные люди. Путешествия звучат забавно, пока не поймешь, что на самом деле ты хочешь остаться дома с чашкой чая и стопкой книг у теплого камина.
— У вас не очень хорошее мнение об академиках, — сказала Виктория.
— У меня есть мнение, основанное на опыте. Со временем вы все поймете. Выпускники, претендующие на работу переводчика, всегда увольняются в течение первых двух лет. Даже Стерлинг Джонс — племянник сэра Уильяма Джонса, заметьте, — не смог продержаться больше восьми месяцев, а его отправляли первым классом, куда бы он ни поехал. В любом случае, живая интерпретация не считается таким уж гламурным занятием, потому что все, что действительно важно, — это донести до зрителя основную мысль, никого не обидев. Вы не можете играть с тонкостями языка, что, конечно же, является настоящим весельем.
На четвертом этаже было гораздо оживленнее, чем на третьем. Ученые также выглядели моложе: грязноволосые типы с заплатками на рукавах по сравнению с отполированными, хорошо одетыми людьми из Legal.
— Литература, — объяснил Энтони. — То есть, перевод иностранных романов, рассказов и стихов на английский и — реже — наоборот. Честно говоря, это немного низкий уровень престижа, но это более желанное занятие, чем устный перевод. Кто-то считает назначение в Литературу после окончания университета естественным первым шагом к тому, чтобы стать профессором Вавилона.
— Некоторым из нас здесь нравится, заметьте. — Молодой человек в аспирантской мантии подошел к Энтони. — Это первый курс?
— Все.
— Не очень большой класс, не так ли? — Мужчина весело помахал им рукой. — Привет. Вимал Шринивасан. Я только что закончил последний семестр; я занимаюсь санскритом, тамильским, телугу и немецким*.
— Здесь все представляются, называя свой язык? — спросил Рами.
— Конечно, — ответил Вимал. — Ваши языки определяют, насколько вы интересны. Востоковеды — увлекательны. Классики скучны. В любом случае, добро пожаловать на лучший этаж в башне.
Виктория с большим интересом разглядывала полки.
— Так вы берете в руки все книги, изданные за границей?
— Большинство из них, да, — сказал Вимал.
— Все французские издания? Как только они выходят?
— Да, жадничаю, — сказал он совершенно без злобы. — Вы увидите, что наш бюджет на закупку книг практически безграничен, и наши библиотекари любят поддерживать основательную коллекцию. Хотя мы не можем переводить все, что приходит сюда; у нас просто не хватает людей. Перевод древних текстов по-прежнему занимает значительную часть нашего времени.
— Вот почему это единственный отдел, который каждый год имеет дефицит, — сказал Энтони.
— Улучшение понимания человеческого состояния — это не вопрос прибыли. — Вимал фыркнул. — Мы постоянно обновляем классику — с прошлого века до наших дней мы стали намного лучше знать некоторые языки, и нет причин, почему классика должна оставаться такой недоступной. Сейчас я работаю над улучшенной латинской версией «Бхагавад-гиты»...
— Неважно, что Шлегель только что выпустил ее, — проворчал Энтони.
— Более десяти лет назад, — отмахнулся Вимал. — И «Гита» Шлегеля ужасна; он сам говорил, что не понял основ философии, которая лежит в основе всего этого. Это видно, потому что он использовал около семи разных слов для йоги...
— В любом случае, — сказал Энтони, уводя их, — это литература. Одно из худших применений Вавилонского образования, если вы спросите меня.
— Ты не одобряешь? — спросил Робин. Он разделял восторг Виктории; жизнь, проведенная на четвертом этаже, по его мнению, была бы замечательной.
— Я — нет. — Энтони хихикнул. — Я здесь для обработки серебра. Я думаю, что факультет литературы очень снисходителен, как знает Вимал. Видите ли, печально то, что они могут быть самыми опасными учеными из всех, потому что именно они действительно понимают языки — знают, как они живут и дышат, и как они могут заставить нашу кровь биться, или нашу кожу покрыться колючками, всего лишь одним словом. Но они слишком увлечены работой над своими прекрасными картинками, чтобы задуматься о том, как всю эту живую энергию можно направить на что-то более мощное. Я имею в виду, конечно, серебро.
На пятом и шестом этажах располагались комнаты для занятий и справочные материалы — учебники, грамматики, ридеры, тезаурусы и по крайней мере четыре различных издания всех словарей, опубликованных, как утверждал Энтони, на всех языках, на которых говорят в мире.
— Словари действительно разбросаны по всей башне, но если вам нужно сделать какую-то архивную работу, то вам сюда, — объяснил Энтони. — Прямо в центре, так что никому не придется проходить больше четырех пролетов, чтобы получить то, что нужно.
В центре шестого этажа под стеклянной витриной на малиновой бархатной ткани лежал ряд книг в красных переплетах. В мягком свете ламп, отражавшемся от кожаных обложек, они выглядели совершенно волшебными — скорее гримуары магов, чем обычные справочные материалы.
— Это Грамматики, — сказал Энтони. — Они выглядят впечатляюще, но ничего страшного, их можно потрогать. Они предназначены для того, чтобы с ними советоваться. Только сначала вытрите пальцы о бархат.
Грамматики представляли собой переплетенные тома разной толщины, но в одинаковых переплетах, расположенные в алфавитном порядке по латинизированному названию языка и по дате публикации на этих языках. Некоторые комплекты Грамматики — в частности, европейские языки — занимали целые витрины; другие, в основном восточные языки, содержали очень мало томов. Китайские грамматики состояли всего из трех томов; японские и корейские грамматики содержали только по одному тому. Тагалог, что удивительно, состоял из пяти томов.