– Любезная моя, Светлана Николаевна, вы не размышляли о том, что порой действительность, которая окружает нас, в будущем станет прошлым и тогда появится иллюзия того, что с нами не было тех или иных событий.
– О чем вы?
– Я о времени. Завтра вы еще будете помнить о сегодняшнем дне, а вот уже лет через двадцать… Сможете ли вы с достоверностью сказать, что да, точно, этот день был мною прожит.
– Конечно, если я буду его помнить.
– Хорошо, а как вы сможете подтвердить свои слова. Кто помешает сказать вам, что сейчас перед вами плавают два гуся, а не два лебедя. И когда вы это скажете, как я должен отреагировать: поверить вам или нет?
– Вы путаете меня, зачем кому-то говорить неправду о прошлом.
– Почему неправду? Я спрошу вас по-другому. Вы уверены, что прошлое было? Может такое быть, что вы придумали или, мягко говоря, нафантазировали его?
– Не знаю я этого. Только как я могу что-то нафантазировать? Бывает, что последствия остаются.
– Это верно. Тогда ответьте мне, люди, которые вас окружали в прошлом, были?
– Конечно, были.
– Значит Костя был?
– Был. Я его помню до сих пор.
– Почему?
– Жалела его очень. Я сама была в ту пору ребёнком, мне лет двенадцать, а ему – годика четыре. Однажды зимой я возвращалась из школы. Помню – морозно было. Бегу, тороплюсь, нос прикрываю рукой, чтобы не отморозить, смотрю, у нашего дома на скамейке мальчик сидит. Одет так плохонько, пальтишко на нём осеннее, шапка тоненькая, ручки в рукавах пальто держит, на манер муфточки. Но больше всего меня поразило то, что обут он был в валенки без калош, на одном из них подошва стёрлась до дыры, и из неё красная пятка мальчика торчала. Изношенные валенки были. Я его спросила, что он делает на нашей лавочке, а он мне тихо и медленно отвечает: «Сижу». Я спрашиваю: «Как тебя зовут?» А он: «Котя». Это он так замёрз, что у него еле язык ворочался. Поняла я, что он Костя. Так его потом и звала Котя-Потя. Оказалось, что он жил недалеко. Семья многодетная, неблагополучная, как у нас было принято говорить. Привела я Котю-Потю к нам домой. Пальтишко сняла с него, а на мальчонке рубашонка фланелевая застиранная, а на неё вязанная безрукавка одета, вот и всё обмундирование. Холодный весь и ручки, и ножки, и спинка! Мордашка у Коти такая хорошенькая была! Глазки светлые, голубенькие, носик остренький, волосики белые и мягкие как пух. Завернула я его в свою кофту, согрелся. На лице улыбка появилась, глазки забегали, с интересом смотрят по сторонам. Ну, у меня там игрушки кое-какие были. Вижу – хочется ему. «Бери, – говорю, – играй, я пока погрею обед». Сидим мы с ним за столом, он щи уплетает, только ложка стучит. Потом спрашиваю: «Котя, чай будешь?»
«Буду, я его очень люблю кушать!»
Мне смешно стало: «Чай пьют, а не кушают». А он мне отвечает: «Нет я его кушаю». Я хоть и невелика была, но догадалась, что так его кормят дома, чайком да хлебушком. И это в лучшем случае.
Потом рассказывал он мне, что мать в чугуне запаривала комбикорм, а они всей семьей его ели. Нужда! – вздохнула тяжело женщина и замолчала.
– Так и ваше житье-бытье ненамного лучше было.
– Нет, мы всё же жили посправней. К тому моменту, когда я Котю встретила, мы перебрались в бабушкин дом. Она совсем старенькая стала, одной тяжело управляться было, воду из колодца носить и печку топить. Опять же дрова надо было к зиме готовить. Отец хоть и пил, но работал. Мать работала и не пила, только вот после смерти отца начала баловаться. Жили скромно, но одеты-обуты все были, не голодали. Котя-Потя стал моим другом. Приходил каждый день. Ждал меня, когда вернусь из школы. Увидит из далека, бежит ко мне: «Мама-Света, идет!» С разбега ткнется в меня, ручками обхватит. «Дай, портфель понесу, помогу тебе». «Котя, он тяжелый», – скажу ему. «Все равно дай, я сильный!» Возьмется за ручку, шага два сделает и все – силенки кончились. Я ему предлагаю: «Давай вместе понесем, мы же друзья, должны всё делать поровну». Такой мальчик был добрый! Придём домой, он пальтишко сбросит и за стол. Покушаем и начинаем чай пить. Чай он пил так: нальет немного в блюдце, глоточек сделает и ещё дольет, сахарок в рот положит и перекатывает его за щекой, пока всю чашку не выпьет. Экономил. Так вот, пока пьет чай, начинает его в сон клонить. Но терпит, а как выпьет весь чай, положит головушку на стол и засопит. Я его на руках отнесу на диван, уложу, укрою. Он спит, я уроки делаю. А как проснется, то я ему: «Ну Котя-Потя, давай чай пить». «Давай», – отвечает и бегом к столу. Дружба наша недолго продлилась. Бывает так, что уже зиме конец, весна на дворе и вдруг последние морозы ударят. Как случилось, что Котя-Потя обморозился, я не знаю. Рассказали мне об этом через несколько дней после того, как он неожиданно перестал приходить к нам. Сказали, что увезли его в больницу. Когда Котя-Потя поправился, определили его в детский дом. Другие дети из их семьи – его братья и сестры, а их было шесть человек, тоже оказались в детском доме. Родителей Коти, горьких пьяниц, лишили прав на детей, и даже было какое-то разбирательство, но я по молодости лет не вникала в детали. Очень скучала по Коте. Думала, вырасту и заберу его из детдома. Со временем чувство тоски приутихло, и уже я не думала о нём, лишь иногда нахлынут воспоминания, но это скорее были воспоминания о моей жизни, а не конкретно о Коте.