Человек не перебивал женщину и не задавал вопросов, его внимательный взгляд был устремлен на пару лебедей, которые всё также скользили по воде пруда напротив скамейки.
– В тот злополучный вечер, Светлана Николаевна, Котя-Потя, как вы его называете, убежал из дому. Пьяные родители устроили драку, отец схватился за нож. Костя сунул голые ножки в те самые изношенные валенки, накинул худое пальтишко и без шапки со всех ног кинулся к вам. Был вечер. Слабыми ручками он пытался стучать в дверь, но у вас не было собаки, которая лаем привлекла бы внимание, а сила его кулачков была так мала, что он не наделал никакого шума. Когда он понял, что к вам не достучаться, то из последних сил побежал домой. Он очень замерз. На дороге его встретил случайный прохожий, отнес его в родительский дом, там уже вызвали скорую, увезли в больницу. Он долго болел, поправился, но самое страшное то, что Котя отморозил себе гениталии. Остался инвалидом. До тридцати лет не дожил, спился. Очень часто вас вспоминал. Напьётся и плачет горькими слезами, маму-Свету вспоминает.
– Зачем вы мне это рассказали, зачем?
– Возьмите носовой платок. Затем, что вы сами этого хотели.
– Неправда, не хотела.
– Хотели. Вам сейчас стыдно за себя, но стыдиться не надо. Вашей вины нет. Вы оба были слабыми детьми, вот вас и тянуло друг к другу. Вы вообще по жизни слабый человек, но слабость не порок. Скорее это испытание. Зато вы обладаете редким качеством. Вы очень чувствительны к людям, воспринимаете события близко к сердцу, переживаете и жалеете, стремитесь помочь. А самое главное – помните. Сколько лет прошло, а то как вам мама свитер покупала не забыли. А как часто это воспоминание проливалось вашими слезами!
– Да, верно. Мне так было обидно за мать. Я даже мечтала, как отомстила бы за неё той тетке в платке. А когда мамы не стало, я как-то спросила сестёр, помнят ли они этот день? Нет, не помнили. У меня же этот день отложился в памяти навсегда.
– Четверг был базарным днём у нас в посёлке. Всю центральную площадь занимали машины, с которых продавали различные товары. В самом углу стоял фургон, задние двери которого были распахнуты, и получилось подобие комнаты, заставленной коробками. Продавщица пихала в протянутые руки свёртки, брала деньги, давала сдачу. Около машины толпились женщины и требовали криком ту или иную вещь. Шум стоял такой, что слышно было в начале базара. Оказалось, в автолавке продавали трикотаж. Мы с сёстрами отошли в сторонку, а мама втиснулась в толпу и пыталась пробиться к продавцу. Мама была невысокого росточка, её со всех сторон отталкивали, я видела, как оттянутая назад, она опять силилась пробиться вперед, наконец, продавец была уже недалеко, но мама преградила путь здоровенной бабище в платке, с повязанным узлом под подбородком. Своим круглым, красным лицом она очень походила на куклу, которую сажают на самовар. Она так рьяно прокладывала себе дорогу, что все просто расступались перед её натиском. Мама опередила её немного, и тогда тетка, которая была намного выше ростом, ударила маму по голове кулаком, при этом она что-то кричала, но услышать было трудно, такой стоял гвалт. На секунду мама отступила, но потом опять пробилась вперед и оказалась за широкой спиной самоварной куклы, та уже что-то покупала. Когда тетка в платке вынырнула из толпы, то в руках она держала несколько свертков, платок сбился на бок, и она громко материлась. Как мне хотелось подойти к ней и сказать, что она не права, что она не за что ударила мать. Мысленно я выговорила ей: «Как вам не стыдно? Разве можно бить человека из-за какой-то тряпки!». Я представляла, что после моих слов она искренне раскается, и на её лице появится виноватое выражение. Я стыдила её, подбирая хлесткие и обидные для неё слова, но на деле я струсила и ничего не сказала. Мама купила вещи, которые оказались нам не по размеру. Мне – мохеровый свитер, меньше на два размера, чем был нужен. Так я и ходила в свитере с короткими рукавами. Старшей сестре – куртку, которую пришлось ушивать, так она была велика. Варе досталась кофточка на два размера больше. («Ну, большая не маленькая». – сказала мама). С базара мы возвращались молча, было неловко. Никто не радовался покупкам. Повзрослев, я поняла, что многие люди идут напролом, и не важно, стоит ли цель того, что ты какого-то огрел по голове, главное, чтобы её исполнить. Только я такая же как мама, не умею пробиваться кулаками.