Деревня быстро оживала. Из дворов выбегали старики, старухи, бабы, девки и ребятишки.
Бабы кидались к валявшимся трупам убитых мужиков, падали к ним с истошными воплями.
Мужики бежали с ведрами к горящим домам. Старики тащили багры, топоры и лопаты. По всей улице раздавались крики:
— Воды давайте! Воды!
— Выгоняйте скотину из дворов!
— Водовозки выкатывайте!
— Выгребайте хлеб из амбаров!
— Воды!
— Хлеб спасайте!
— Воды-ы-ы!..
В соседних с пожарищами домах выбрасывали в окна домашние вещи.
Старухи хватали с божниц иконы и медные образки, выбегали на улицу, повертывались к пожару и, защищаясь ими, исступленно бормотали молитвы.
По дворам тревожно замычали коровы, заверещали свиньи, заржали кони.
А пожар в трех местах разгорался все больше и больше. На одном конце деревни от пылавшей избы Панфила Комарова загорались уже соседние дворы. На другом конце от горевшего пятистенка Солонца огонь переползал по забору к дому Рябцова. Огромные клубы пламени и черного дыма с треском бушевали в центре деревни, где горели амбары и большой дом Гукова, от которого желтым дождем падали во все стороны мелкие головни и искры.
Белокудринцы понимали, что от гуковской усадьбы грозит деревне самая большая опасность, поэтому и бежали сюда больше всего с ведрами, топорами, лопатами.
Глава 20
Кучка парней и мужиков, во главе с Панфилом, вынырнула из леса близ кузницы и, не обращая внимания на ощетинившихся винтовками красноармейцев, бежала прямо к кузнице.
Дед Степан узнал их и крикнул командиру отряда:
— Наши это… не беспокойся, товарищ!
С другого конца отряда закричал Павлушка:
— Это председатель ревкома. Панфил Комаров с ребятами…
Лишь только подбежали мужики к отряду, командир спросил:
— Кто из вас товарищ Комаров?
— Я, — громко ответил Панфил, стараясь принять выправку военного человека.
— Партийный?
— Так точно…
— Я командир отряда, — продолжал командир красноармейцев. — Именем Советской власти возлагаю на тебя, товарищ Комаров, обязанность комиссара и ответственность за охрану деревни и за тушение пожара. Понял?
— Так точно, — прогудел Панфил, козыряя по-военному.
— Отвечать будешь перед партией и Советской властью… вплоть до расстрела.
Командир повернулся к парням и к мужикам, прибежавшим из леса вместе с Панфилом, и строго сказал:
— Приказания товарища Комарова исполнять всей деревне беспрекословно!
И опять к Панфилу:
— За неисполнение твоих приказов арестовывай! А ежели контрреволюция — расстреливай на месте! Понял?
— Так точно, — продолжал козырять Панфил, плохо разбираясь в происходящем. Ведь всего несколько часов назад, прячась с мужиками в лесу, близ своей смолокурни, он ждал неминуемой смерти, а сейчас ему вручали неограниченную власть над всей деревней. Хотел он кое о чем расспросить командира, но тот строго сказал ему:
— Распоряжайся, товарищ Комаров… Надо тушить пожар. Действуй… быстро!
Он повернулся к красноармейцам и крикнул:
— Трубач!.. Сбор!
Молодой красноармеец на рыжем коне отделился от эскадрона и, выехав на середину площади, заиграл на медной трубе.
Мужики и парни, прибежавшие из леса, вместе с Панфилом кинулись в деревню. А красноармеец на рыжем коне поворачивался то к деревне, то к реке, то к гумнам и, надуваясь и краснея, играл сбор. На зов трубы со всех сторон скакали всадники.
Около кузницы собрался весь конный отряд, разбившись на три эскадрона. Стоявший в стороне командир отряда начал протяжно и громко отдавать команду:
— В резер-вну-ю ко-лон-ну строй-ся-а-а!
Так же протяжно три других командира закричали своим эскадронам:
— В резер-вну-ю ко-лон-ну-у…
— В резер-вну-ю-у-у…
Толкаясь и налезая лошадьми друг на друга, красноармейцы и партизаны быстро построились поэскадронно в одну колонну. Три пулемета приткнулись позади отряда.
Стоя на коне поодаль, командир отряда скомандовал: