Глава 23
После похорон очистили белокудринцы улицу от остатков пожара. Разместили погорельцев по пустым домам, брошенным богатеями. Стали к выборам готовиться.
К этому времени вернулись из красноармейского отряда кое-кто из партизан вместе с дедом Степаном и Маланьей и рассказали, что белобандиты окончательно разбиты: кулачье с частью офицеров скрывались в тайге, офицерский штаб мятежников вместе с попом, окруженный в Чумалове, заперся и отсиживался в церкви; вместе с ними сидели в церкви Супонин и Валежников, остальные белокудринские богатеи разбежались по заимкам звероловов.
Рассказывали прибывшие, что пробовали партизаны брать церковь приступом, но потеряли несколько человек ранеными и теперь, окружив церковную площадь, день и ночь караулили запершихся беляков и ждали добровольной их сдачи. Офицеры все время отстреливались с колокольни из винтовок и из пулемета. А из города приказывали взять их живьем и доставить в чека. Осада церкви продолжалась уже почти неделю. Руководил ею знакомый белокудринцам Капустин. А помощником у него состоял Павел Ширяев.
Передавали вернувшиеся мужики и о том, что в Чумалове готовились к волостному съезду Советов: приспосабливали для съезда помещение школы, готовили квартиры для депутатов.
Белокудринские партизаны и разоренные мужики опять от утренней зари и до глубоких вечерних потемок пластались в работе, восстанавливая свои разоренные гнезда и устраиваясь на новых местах; а вечерами собирались в дом Валежникова, где помещался теперь ревком и жили две семьи — Панфила Комарова и Никитки Солонца. Обсуждали мужики план борьбы со своей деревенской разрухой, намечали кандидатов в сельский Совет и на волостной съезд.
А бабы, кончив дневную работу, бегали вечерами по деревне из дома в дом, укромно собирались по две и по три и подолгу шушукались. Больше всех суетились Маланья и Параська. Им помогали Акуля, Анфиса, Секлеша и Лиза Фокина.
Глядя на них, мужики тревожились;
— Опять чего-то суетятся бабы.
— И девки с ними.
— Бегают, язви их, собрания у них какие-то тайные.
— Как бы опять чего не вышло!..
Другие успокаивали;
— Так это они…
— Теперь не пойдут на дурь…
— Маланья коноводит…
В день выборов со всей деревни потянулись бабы в дом Валежникова. Сбились в переднюю комнату — все в одну кучу. Пока обсуждалась повестка, бабы таинственно молчали. Изредка перешептывались:
— Смотрите не сдавайте…
— Чего уж… Знамо, не уступим…
И лишь только хотел Панфил начать речь о выборах сельсовета, как из толпы баб вышла Маланья и, обращаясь к нему, потребовала:
— Дай-кось, Панфил, высказать…
— Постой, — остановил ее Панфил, — спервоначалу я докладывать буду. Потом высказывать будете.
— Я от всех баб требую, — решительно заявила Маланья, повышая голос и сдвигая шапку со лба к затылку.
— Чего надо-то вам? — с досадой спросил Панфил.
Маланья поняла его слова как разрешение и, обращаясь уже ко всем мужикам, заговорила:
— Вот, мужики… Настрадались мы… вместе с вами… Теперь требуем… чтобы выбирать на съезд и от нас, от баб. Вот… весь наш сказ. А не согласитесь, не дадим — не дадим выбирать.
— И в волость не пустим! — закричали бабы, поддерживая Маланью.
— Не дадим!
— Не пустим!..
Панфил растерянно смотрел на кричавших баб и говорил, запинаясь:
— Да разве мы против? Вся наша большевистская партия за женщин… Что ж тут такого? Чего шуметь?
Он повернулся к коммунистам и партизанам, сидевшим вокруг стола:
— Как вы, товарищи?
— Пусть назначают, — заговорили мужики. — Кто ж им мешает?
— Мы не против. Только надо бы после…
Панфил повернулся к бабам:
— Может, повремените? Когда в конце собрания от себя будем выбирать депутатов, тогда и от вас. Такой порядок.
Бабы снова загалдели:
— Не хотим после…
— Сейчас!..
Панфил подумал, почесал за ухом и, взмахнув рукой, крикнул: