— Ну, вот, — продолжал Капустин, оборачиваясь к ним. — Товарища Ленина признают за вождя все рабочие, все крестьянство, весь угнетенный пролетариат и вся наша большевистская партия.
Глаза всех были устремлены на портрет Ленина.
Мужики и бабы перешептывались:
— Скажи на милость, лысый-то како-о-ой…
— Должно, башковитый…
— Стало быть, так…
А Капустин говорил:
— Товарищ Ленин самый твердый и надежный человек. Ленин никогда не изменит трудящемуся народу. Он наш единственный вождь по всей стране как для рабочих, так и для крестьян, он всегда указывал нам правильный путь.
— Ладно! — опять кто-то крикнул с места, перебивая председателя. — Знаем! Голосуй!
— Значит, можно голосовать? — спросил Капустин.
— Голосовать! — закричали мужики и бабы. — Голосуй!
— Кто за то, чтобы избрать товарища Ленина главным вождем и главным в правительстве Ресефесере?
По притихшему залу пролетел шепот, и над головами сидевших и стоявших мужиков и баб поднялся густой частокол рук. Голосовали все.
— Товарищи! — крикнул Капустин, оглядывая поднятые руки. — Надо бы голосовать только делегатам. У нас ведь волостной съезд…
— Ничего! — закричали со всех сторон и даже из президиума. — Пусть все голосуют!
— За Ленина можно всем голосовать…
— Опустите руки, — сказал Капустин. — Теперь пусть поднимут руки те, кто против Ленина!
Ни одной руки не поднялось.
— Значит, будем считать, что товарищ Ленин избран единогласно.
В президиуме захлопали в ладоши, и все ответили дружными, увесистыми хлопками.
Переждав аплодисменты, Капустин сказал:
— Ну вот, товарищи, значит, для Москвы избрали. Теперь переходим к нашему городу.
— А где же от крестьян? — закричали со скамей. — Где от мужиков?
— Почему не выбираешь от крестьян?
Капустин поднял руку:
— Понимаю, товарищи! Понимаю… Нельзя мужику без хозяйского глаза. Но, товарищи, есть такой человек и для крестьян. Можно сказать, первый наш крестьянин!
Со скамей ворчливо отозвались:
— Вот то-то и оно…
— С этого и надо было начинать…
Не обращая внимания на эти возгласы, Капустин продолжал:
— Я предлагаю голосовать за Михайлу Иваныча Калинина! Хотя здесь нет его портрета, но я скажу вам, товарищи: это самый первый наш крестьянский вождь от сохи! Могу сказать, что Михайла Иваныч Калинин настоящий хлебороб.
Со стороны делегатов опять полетели вопросы:
— Где он живет?
— Чем занимается?
Со средней скамьи поднялась ярко-рыжая голова партизана, который ответил вместо Капустина:
— Я знаю товарища Калинина! Он из Тверской губернии… мой земляк… Раньше хлебопашеством занимался… А теперь состоит всероссийским крестьянским старостой.
И снова возбужденно и радостно загалдели все делегаты:
— Вот это ладно!
— Нашли мужика…
— Голосо-ва-а-ать!
Переждав галдеж, председатель предложил поднять руки за Калинина. Избрали опять единогласно. И закончили избрание Калинина долгими и дружными аплодисментами.
— Ну, как, товарищи, — снова спросил Капустин, — еще выбирать для Москвы или довольно?
— Довольно, — закричали со всех сторон мужики и бабы. — Достаточно! Переходи к городу…
Капустин взял со стола список кандидатов, которых наметил волостной партийный комитет.
— Теперь переходим к голосованию кандидатов на городской съезд Советов, — снова заговорил он и сейчас же стал перечислять фамилии кандидатов, рекомендованных партийной организацией и согласованных с партизанами. Сказал, кто от какой деревни и почему выдвигается. При оглашении фамилий кандидаты вставали на ноги, смотрели прямо в президиум, боясь повернуть голову к своим избирателям. И так стояли до тех пор, пока оканчивалось голосование их кандидатур.
За этих кандидатов тоже голосовали дружно.
Так же единодушно избрали волостной исполком, в который выбран был и намечен в председатели белокудринский дегтярник Панфил Комаров.
На этом и закончилось утреннее заседание первого чумаловского волостного съезда Советов.
Глава 28
Депутаты, избранные на уездный съезд, решили ехать в город все вместе. Потому и пришлось белокудринцам задержаться в Чумалове.
Накануне отъезда из Чумалова Павел Ширяев весь день помогал Капустину заканчивать волостные дела. На квартиру он вернулся в полночь и прямо пошел к сеновалу, где навалено было свежее сено.