— Ты же неграмотная, Парася… Трудно будет…
Параська, улыбаясь, спрашивала:
— А ты-то зачем? Муж или нет?
— Конечно, муж! — тихо говорил Павел, обнимая ее и пугливо поглядывая на Маланью, отвернувшуюся к коню и мурлыкающую песню. — Теперь уж твердо, Парасинька!
— Ну, значит, и научишь! — все так же задорно говорила Параська, взглядывая в его глаза. — Да я и сама буду учиться — выучусь!
— А потом? — спросил Павел.
Параська отвернулась, подумала. В черных глазах незаметно для Павла опять мелькнула печаль. И опять она задорно-загадочно ответила:
— Там видно будет…
Глава 30
Отмахало лето крыльями зеленокудрыми, отгремело тучами черными, молниеносными, отзвучало голосами птичьими, малиновыми. Пришла осень голубая и прозрачная. Золотой метелицей украсила поля, дороги и увалы близ урмана вековечного, а самый урман опушила березой длинностволой, разодетой в белый шелк. Быстрым трепетом срывался по утрам из падей да из балок ветер — сиверко, рыскал волком серым по полям и по долинам и усыпал землю и лужи желтой листвой. Шептались и плакали сухие камыши, прощаясь с постояльцами крикливыми. А постояльцы давно уж вышивали клинья да узоры по глубокому полотну неба и сверху посылали скрипучими голосами прощальный привет.
И по деревне скрипели телеги со снопами да с картошкою. По утрам над крышами извивались седые космы дыма. А сами избы наливались теплым запахом ржаного хлеба и паренок. Смотрели избы весело подслеповатыми и серыми глазами. Поджидали делегатов из города.
А делегаты что-то замешкались на уездном съезде Советов. Три недели после волостного съезда не было о них слуху. Только к концу третьей недели вернулись они в Белокудрино.
Павел Ширяев еще в дороге говорил:
— Сразу как приедем, собрать надо сход и отчитаться. Все равно отдыху не дадут мужики. Да и бабы теперь другие стали — не отстанут. Опять же и время горячее, работы теперь по горло.
Прикидывая в уме предстоящую работу, смеялись:
— Отменить придется сон-то…
Вечером приехали в Белокудрино. А утром, чуть свет, съездили в лес за хвоей и, собрав партизан и кое-кого из молодых парней, принялись украшать помещение сельсовета.
Параська обегала с утра своих старых подруг. Приглашала в сельсовет — на помощь парням и партизанам. Девки упирались. Отнекивались. Но Параська настойчиво звала их и уговаривала. Теперь уж хорошо знала она, что ей делать и с чего начинать. Не зря побывала в городе. О многом наслушалась на съезде Советов. Много нового нахваталась, бывая с Павлом на собраниях организованной городской молодежи. Многому научила и та борьба, которая три года кипела в деревне. Видела Параська, что только тогда деревенская беднота добивалась успехов, когда плотной стеной на борьбу за свои права шла. Знала, что трудно будет создавать комсомол в Белокудрине. Непривычное это дело для белокудринской молодежи. Ни у кого не было ни опыта, ни знаний. Но в борьбе за лучшую бабью долю другого выхода не было. Потому и бегала Параська от двора к двору и зазывала своих старых подруг в сельсовет.
К полдню в сельсовете десятка полтора парней и девок набралось.
Украшали сельсовет хвоей и привезенными из города портретами Маркса и Ленина, многокрасочными плакатами. Пока занимались украшением, делегаты между делом пели революционные песни, привезенные из города; обучали пению парней и девок. А перед вечером устроили митинг.
Опять битком набились во всех комнатах Валежникова дома мужики и бабы, молодежь, старики, старухи, даже ребятишки.
Открывая собрание, Панфил предложил:
— Президиум надо, товарищи, избрать. Ячейка РКП предлагает избрать председателем нашего торжественного заседания дедушку Степана Иваныча Ширяева, как первого нашего депутата и героя.
— Да я же беспартийный! — крикнул дед из угла, из-за спин мужиков.
— Дедушку Степана! — закричали со всех сторон. — Степана Иваныча! Дедушку!
И не успел дед Степан опомниться, как за него уже проголосовали, выбрав председателем единогласно.
Панфил, улыбаясь, пригласил его:
— Пожалуйте, Степан Иваныч, за стол, на председательское место.
— Сдурели вы, братаны! — испуганно проговорил дед Степан, пятясь в угол. — Отродясь не занимался я такими делами!
Панфил подошел, потянул его за руку:
— Ничего! Садись, знай… Ничего!
— Да что я буду делать-то? — упирался дед Степан. — Не знаю ведь я…