— Слово предоставляется Маланье Семиколенной! — громко крикнул Панфил.
Маланья быстро поднялась с табуретки. Обошла президиум. Встала впереди стола и, поправив платочек на голове, кашлянула в руку. Потом обвела столпившихся близ стола взглядом, в котором белокудринцы прочли многое. Все было в этом взгляде: затаенное страдание, какая-то решимость и радость. Маланья заговорила:
— Товарищи! Знаю я, ждете, что скажу вам я — баба…
Она взглянула пристально в лица стоявших перед ней баб и тяжело вздохнула:
— Ох, бабочки, бабочки! Немного времени прошло с тех пор, как закружилась над нашими бабьими головами непогодь, а сколько мы пережили! Сколько наделали ошибок! Охо-хо-о!..
Помолчала Маланья. И, обращаясь к бабам, продолжала:
— Вот, бабочки, с глазу на глаз многие из вас спрашивали меня: крепко ли стоит наша власть? Кто теперь будет управлять? Не будет ли опять обмана?
По толпе пронесся легкий шорох.
Маланья переждала минуту и снова заговорила с оттенком печали в голосе:
— Теперь скажу вам, товарищи! Много народу было в городе на съезде Можно сказать, самые лучшие мужики были из деревень и с заводов. И образованные были, которые вместе с нами идут. Ну, только никто нас не похвалил, все корили нас… баб… как есть мы во многом виноваты. Только потому и простили — из-за темноты нашей. Так и говорили на съезде, дескать, в глухом углу живут… в темноте урманной. А насчет власти скажу вам, бабочки: не беспокойтесь! Как говорили мы с вами, так и будет. Здесь в Белокудрине останется за председателя Павел Ширяев.
Маланья взглянула на Павла и, улыбаясь, сказала:
— Молодой он… ну, сами видите — дотошный! Справится, поди?
Дружные хлопки раздались в ответ на эти слова.
Павел чертил карандашом по бумаге и пылал лицом, как красная девица.
— Товарища Панфила в волость выбрали, — продолжала Маланья, переждав хлопки. — Там он будет за председателя исполкома по всей волости. А меня…
Маланья запнулась. Вспыхнула под краску головного платочка и твердо договорила о себе:
— А меня съезд выбрал в уездно-городской исполком. Поставлена я членом исполкома.
Снова захлопали в ладоши мужики и бабы. Еще раз переждала Маланья хлопки и продолжала свою речь.
— А там, в Москве, будет стоять самый твердый наш вождь и учитель — товарищ Ленин! — Она повернулась к стенке и указала рукой на портрет Ленина. — Вот это есть тот самый товарищ, которого мы выбирали в волости. Это есть товарищ Ленин. Зимой в Москве будет съезд рабочих и крестьянских депутатов от всей России. Там снова выберут товарища Ленина, как нашего вождя. Такой наказ мы дали на съезд всем депутатам, которые поедут в Москву. Товарищ Ленин не изменит нам, бабочки! Он не обманет нас никогда. Сколько мы ни разузнавали в городе про него, все нам одно говорили: товарищ Ленин первый поднял нас на борьбу против господ: он первый указал нам, бабам, правильный путь.
И все говорили нам, что за товарищем Лениным идут трудящиеся всего мира. Ну, бабочки, значит, пойдем за ним и мы, белокудринцы.
Маланья хотела повернуться и идти к своему месту. Но остановилась, подумала и снова заговорила:
— Напоследок вот что скажу я вам, бабочки! Расскажу вроде сказки. Слышала я это от старых людей… Глухой, темный и непроходимый урман был в старину. Ни дорог, ни проселков не было, одни звериные тропы. Вот по этим-то тропам шли сюда первые наши поселенцы. Подолгу блуждали они в глухом и темном урмане. А чтобы совсем не заблудиться, шли и на деревьях зарубки топором зарубали. Так и подвигались вперед. Многие из поселенцев гибли от голода и от гнуса болотного. Многих зверь живьем на клочья рвал. Много на тех звериных тропах пролито человечьей крови и слез. Ну, все-таки люди вышли, куда им надо было. Покорили урман!.. Вот так и мы, бабы, испокон века блуждали по темным и глухим тропам: искали своего бабьего счастья; много пролили слез на этих бабьих тропах; надеялись на судьбу да на бога, а счастья своего так и не нашли. Не знали мы, бабы, где оно зарыто. Теперь знаем! Здесь, в Белокудрине, бабка Настасья указала нам небольшую тропку к нашему счастью. На этой тропе пролита и наша, бабья кровь. Пролита кровь бабки Настасьи. Зато вышли мы, бабы, на широкую дорогу — на большак!
Говорила Маланья с передышкой, все больше и больше волнуясь и возбуждаясь:
— Теперь надо нам, бабам, самим во всякое дело входить. Чтобы вместе с мужиками в Совет войти… вместе с ними Советскую власть налаживать… и других баб в это дело втягивать. Везде чтобы бабы были. Хлебнули ведь мы… вдоволь!..